— Ты подвиг совершил, и я отдаю тебе в жены дочь. Хара Марха зовут ее.
Глянул парень — хороша ханская дочь: спереди — как солнце сияет, сзади — как луна светится, семьдесят кос на плечах, шестьдесят кос на спине. Не хотел он, не собирался жениться, но хан уговорил. Отпустил парень рыжего своего жеребца, остался здесь жить.
Живут они с молодой женой в мире и согласии. Парень на охоту ездит, жена дома остается.
Как-то Хара Марха спрашивает его:
— Скажи, смелый и храбрый муж, как ты смог войну победить, кто тебе помогает, какие у тебя хитрости и тайны есть?
Неудобно парню от жены таиться, он ей и рассказал про стеклянный шарик.
Задумала Хара Марха погубить мужа, и когда отправился он на охоту, все перерыла, все перебрала — нашла шарик. Только парень из тайги возвратился, она подбросила стеклянный шарик, желание свое сказала. Вспыхнул парень как искра, как пепел исчез.
Проведала об этом дочь Сарыг хана, который парню волшебный шарик отдарил, решила наказать злодейку Хара Марха. Пришла в ее землю и напустила трехдневную жару. Такое пекло сделалось, что дышать нечем. Вот Хара Марха, спасаясь от жары, пошла к реке, разделась, залезла в воду, а дочь Сарыг хана из кармана у нее волшебный шарик достала, а на его место такой же, из простого стекла положила. Отыскала место, где злая жена того парня погубила, подбросила шарик с приговором:
— Ушедшего верни. Умершего оживи.
Тут же парень откуда-то явился.
— Долго я проспал, — говорит.
— Если б не я, долго бы ты еще спал.
Рассказала она ему про коварную Хара Марха. Вместе решили, что нельзя ей прощать. Тем же манером шарик кинули, и не осталось от злодейки горсточки пепла.
Взял тогда парень в жены дочь Сарыг хана. Съездили они к ее отцу, получили от него добра всякого и скота в придачу, хоть и не нуждались, а тогда уже отправились на родную землю парня.
Мать его была еще жива, только глазами слаба стала — столько слез пролила, себя казнила, что сама сына из дому прогнала. На радостях от встречи помолодела старая, и глаза стали лучше видеть.
Построил парень вместо ветхого шалаша избу, юрту рядом поставил и зажил с женой и матерью богато и счастливо.
Харай и Хубай
Когда-то, рассказывают, жил на этих землях человек по имени Харай. Занимался он разбоем, угонял в горы целые косяки лошадей и устраивал пиры. Не было на него никакой управы. Да и кому охота была связываться с разбойником.
Был у него племянник, добрый малый. Хубай его звали.
Собрался как-то Харай в набег и зовет с собою племянника. Тот догадался, зачем, хотел отказаться, да не решился, потому что знал крутой нрав своего дяди. Чего доброго, и убить мог…
Оседлали они коней, отправились в дальнюю дорогу.
Подъехали к Енисею, переправились на другой берег, поднялись на холм. Там пасся косяк золотисто-пегих коней богатого хана. Недолго думая, Харай поскакал к косяку и погнал его к реке. К самому берегу пригнал, но тут вожак косяка вскинул голову и с громким ржанием понесся от воды. Кони рванулись за ним.
Опытный конокрад сумел еще раз поворотить табун к Енисею. Ему удалось настигнуть жеребца-вожака и силой заставить его войти в воду. Косяк послушно поплыл за вожаком.
Привел Харай краденых коней к Черной пещере, загнал их туда, а вход, как всегда, завалил камнями. После этого приехал он с племянником в аал, где вора знали и хорошо принимали.
— Берите, — говорит, — ножи и топоры, едем к Черной пещере коней забивать. Всех угощу на славу.
Падких на дармовое угощение второй раз звать не надо. Собрались с ним люди, прихватили с собой араки, чтобы попировать как следует.
Приехали они, а камни у входа в пещеру разбросаны, и все кони выпущены. Харай чуть со стыда не сгорел. А сам понять не может, как такое могло произойти. Не могли же сами кони камни отвалить. Одно увидел: следы косяка вели на свои земли.
Зло взяло Харая. Не бывало никогда у него неудачи, никто не мог его перехитрить. Решил он снова отправиться за золотисто-пегим косяком. И снова племяннику велел с ним ехать.
Опять переправились через Енисей, поднялись на холм, озеро увидели. Около озера резвились те самые кони. Подкрались Харай и Хубай к косяку, погнали его к реке.
То в одну, то в другую сторону кидался бесстрашный вожак, пегий жеребец, увлекая коней за собой. А Харая только пуще злость разбирала.
— Чуют, что на мясо их угнать хочу! Ну, не я буду, если не перехитрю!