— Мисаки… Как же так? — пробормотал Фейтан. Он не хотел верить, не хотел даже мысли допускать, что все происходит всерьез, а не снится ему.
— Как же так? — передразнила его Мисаки, снова рассмеявшись. В глазах отвращение. Ни капли прежней теплоты и любви. — Твои так называемые друзья правы. Ты совсем от любви голову потерял.
— Но ведь…
— Фейтан, ты совсем идиот? — её смех прервался и Мисаки затихла. Она окатила Фейтана презрением, заставившим его отшатнуться. — Ты всерьез думал, что я люблю тебя? Ты верил всей той чуши, что я наплела? Очнись. Какой нормальный человек полюбит тебя? Ты вообще себя в зеркале видел? Уродливый недоносок с дерьмом вместо мозгов, зато с каким гонором и чувством собственной важности! А еще и наивный, как ребенок.
Мисаки снова засмеялась. Фейтан открыл рот, пытаясь выдавить из себя что-нибудь не менее оскорбительное, но у него не нашлось слов. Руки затряслись, а дрожь со временем перекинулась на все остальное тело. Хватит. Пусть это завершится…
— Но вот кого из вас я однозначно уважаю, так это Мачи. Только она среди вас всех что-то понимала. Остальные лишь ходили вокруг да около или вовсе ни о чем не догадывались. Чем вы не сборище идиотов?
— Жаль, что здесь нет Пакуноды, — задумчиво произнесла Шизуку. — Её бы допросить не помешало.
— А наш дознаватель сегодня, похоже, не в духе, — цинично бросил Финкс в его сторону. Фейтан продолжал бороться с дрожью. Безуспешно — подбородок тоже заходил ходуном, а ноги подкосились, удерживая его в вертикальном положении благодаря лишь чуду.
— Жаль, что все кончится здесь и сейчас, — рассмеялась Мисаки. — У меня ведь столько всего было для вас приготовлено. Очень жаль, что я не успела всех вас по могилам распихать и собственноручно распять Куроро вниз головой.
— Довольно подходящая смерть для меня, — задумчиво произнес Куроро. Ну конечно, у него ведь есть пальто с крестом Святого Петра на спине… — Но не слишком ли ты самоуверенна?
— Не слишком, — выплюнула Мисаки ему в лицо. — Ну, а что в этом такого? Это ведь вы, подонки, сломали мою жизнь, почему бы мне не стремиться к тому же? Увогин изнасиловал меня, за это и сдох, как чертова псина. Смотри-ка, я на что-то способна, дорогуша. Так почему я не имею право на самоуверенность? И не надо так смотреть на меня, Финкс. Будто не помнишь, как вы с Нобунагой разрывались со смеху, глядя на это. Жаль, до вас двоих добраться не успела.
— Ах ты…
Финкс замахнулся рукой, сделав пару вращений, но между ним и Мисаки появился Фейтан. Он забросил девушку себе на плечо, словно мешок с картошкой и выскочил в окно. Если кому и убивать Мисаки, так это ему. Внутри все горело. Сжигало внутренности, как его восходящее солнце сжигало тех, кто осмеливался встать у него на пути. Приходилось прикладывать много усилий, чтобы держать глаза сухими, а руки твердыми. Каждый удар сердца казался пыткой — в груди словно выжгло огромную дыру.
— Решил сам со мной разобраться? Чудно, — проворковала она. — А знаешь что, дорогуша? Ты в курсе, что перед тем, как взяться за тебя, я перетрахала почти половину вашей сраной труппы?
Дыхание сбилось. Еще минуту назад ему казалось, что ничего больнее быть не может, но Мисаки вонзила в него еще один нож. Маска спокойствия, которую он удерживал, тратя столько сил, дала трещину.
— Мне просто нужен был кто-то сносный, перед тем как взяться за урода вроде тебя, — Мисаки засмеялась. — Увогин, Франклин, Шалнарк, Финкс… Да я даже посидела на лице у гребаной Пакуноды. Смотри сколько людей мне понадобилось.
Изо рта вырвался всхлип. Фейтан покрепче вцепился в ногу Мисаки и перебросил её через плечо. Она улетела в обочину, раскрыв рот от неожиданности. Фейтан отбежал достаточно далеко от города, их окружали высокие деревья и тишина начинающейся ночи. Её тело изогнулось под странным углом от удара о дерево.
— А знаешь, я рада, что умираю сейчас. Хоть забуду, как ты выглядишь без одежды, урод, — она сплюнула кровавый сгусток ему под ноги. Улыбка не сходила с губ, даже когда она лежала у него под ногами, сломанная и искалеченная. В глазах продолжало плескаться презрение. Желтый — цвет безумия.
Тем днем Фейтан сделал для себя малоприятное открытие. Ему не обязательно быть переломанным и изрезанным, чтобы спалить своего врага дотла. Оказалось, душевная боль тоже прекрасно подходит.
1 июня 1999, вторник.
Сколько времени? В комнате темно, все окна зашторены. Тихо. Фейтан снова засиделся допоздна. Он сидел в том самом кресле, пустым взглядом уставившись на дверь. С подбородка что-то капало на его сцепленные руки. Черт. Он провел рукой по лицу — всё в слезах. Как хорошо, что все уже спят.
Его захлестнула волна ненависти к себе. Сколько можно? Прошло больше года с того вечера, пора бы уже отпустить эту ситуацию. Давно пора соскрести со стенок остатки фарша, которые раньше были Фейтаном, и вылепить из них что-то новое. Пора двигаться дальше.
Но воспоминания терзали его так же сильно, словно это произошло вчера. Сколько можно было сидеть в темноте, как сейчас, и прокручивать в голове все произошедшее? Сколько еще он собирается рыдать как последний слабак? Фейтан вытер глаза рукавом рубашки и скривился.
Тяжело было не от предательства. И даже не оттого, что от его любимой Мисаки осталась лишь кучка пепла под ногами. Действительно убивало то, что самая счастливая пора его жизни оказалась насквозь пропитана ложью.
Дураком он был, конченым идиотом, если думал, что ему может быть доступно обычное человеческое счастье. Мисаки права: любви нормального человека он не заслуживал. Да что там любви — даже простого общения.
Он проверил телефон. «1 новое сообщение» — высвечивалось на экране.
Асами: «У меня другое мнение. Я не хочу с тобой спорить, потому давай не будем об этом? Курута — мой одноклассник, вот и все. Я просто не люблю насилие. Мне становится дурно, особенно, когда это происходит у меня на глазах.»
Вот они — обычные люди. Простые. Вежливые. Боятся насилия, считают его пережитком прошлого. Кардинально отличаются от него. Даже если ему очень сильно захочется интегрироваться в их общество, у него не выйдет. Потому что Фейтан другой. Потому что его душа — черная, как и его имя. Он ненормальный садист, извращенец, его поведение патологическое, и этого не стереть и не перекроить.
Как он устал… Пальцы забегали по кнопкам, словно отдельно от него. Ответ на сообщение пришел сам.
Фейтан: «Тебе ведь это не нравится, так? У меня есть для тебя простое решение — не смотри и станет легче.»
Он не спеша поднялся на ноги и поплелся в сторону ванны. Сон все равно не придет в ближайшие несколько часов, так чего беспокоить соседей? Финкс очень чутко спит и спросонья примется орать так, что обязательно разбудит Шала.
Из зеркала на него давно не смотрел такой урод. Волосы торчат в разные стороны, некоторые пряди прилипли к покрасневшим щекам. Глаза опухли от слез и превратились в узенькие щелочки. Кожа серая, взгляд мутный.
Фейтан всхлипнул и задрожал. Отражение сделало то же. Губы сжались и побелели от напряжения. Это выглядит еще хуже, чем он себе представлял. Дешевые проститутки после рабочей ночи выглядят не в пример лучше.
К черту. Он снял футболку через голову и открыл кран с холодной водой. Глаза и щеки защипало, а все тело покрылось мурашками, когда он подставил голову под струю. Сейчас все сосуды спазмируются и проклятая краснота уйдет. Он потер глаза, неосторожным движением расцарапывая тонкую и нежную кожу. К черту!
Откинув волосы назад, он посмотрел в зеркало, которое какой-то самовлюбленный идиот установил прямо над ванной. Кажется, стало ещё хуже. Предыдущий урод хотя бы был сухим. И лицо у него было целым, а не расцарапанным, будто он недавно встретился в переулке с дикой кошкой… Чертова краснота никуда не делась.
Закрыв расцарапанное лицо ладонью, он разрыдался. Причины грустить, конечно же, не было. Всему виной последняя капля в виде всплывших не к месту воспоминаний. И реакция Орихары, конечно. Как бы он не противился этому, это правда, от которой не убежать, даже если ты самый быстрый в труппе.