– Пожалуйста, не покупай больше.
– Хорошо. А как с документами? – сменил он тему.
– Новое свидетельство о рождении получила. Подала документы на паспорт, но он только через две недели будет готов.
– Понятно. Ну, я тебе на днях позвоню. Не скучай там. Пока.
Я попрощалась и повесила трубку.
Дни снова потянулись невообразимо медленно.
Я все ждала и ждала звонка от Джейсона, но он все не звонил.
Пару раз я позвонила сама, но его сосед по комнате неизменно отвечал, что Джейсона нет дома.
Через пять дней после нашего последнего разговора я, как обычно, пришла в Интернет-кафе проверить почту. Меня ждало письмо Джейсона. Первое за эти дни, и очень-очень короткое: «Мне очень жаль, но я не смогу быть с тобой. Я много думал о наших отношениях и принял такое решение. Все произошло слишком быстро. Я сожалею, что стал причиной всех твоих проблем, но нам лучше перестать общаться. Прости меня. Джейсон».
Я медленно поднялась со стула и вышла на улицу.
Все вокруг стало нереальным и каким-то расплывчатым. Я была словно под наркозом. Мимо медленно протекала толпа, машины, время… Все в этом мире исказилось и потеряло прежнее значение.
Слезы текли из глаз сами собой, оставляя мокрые дорожки на щеках. На лице же не отражалось никаких эмоций. Оно окаменело.
Я пересекла дорогу. Странно: машины истерически сигналят, визжат тормоза… Но мне – все равно. Мне все – безразлично. И если бы я в тот момент умерла, то все равно ничего бы не почувствовала.
У меня словно что-то отняли, какой-то внутренний стержень. Меня сломали и растоптали. А потом выбросили. Как надоевшую игрушку.
Я добралась до площади Ленина и села на скамейку.
Было сложно понять, от чего именно мне было так больно.
Была ли я влюблена? Не знаю. Может быть. Не это главное.
Меня обманули. Я чувствовала себя ребенком, которому Дед Мороз принес на Новый Год долгожданный подарок. Тот, которого так долго ждала, и о котором так сладко мечталось. Но вдруг пришел какой-то злой мальчишка и подарок этот отобрал. И нет его больше у меня. И нет больше ощущения счастья, переполнявшего меня минутой раньше. Осталась только боль.
Но что за чувство вызывало во мне такую невыносимую боль?
Была ли это обида на мальчика? Или это была злость на себя за то, что упустила, что не уберегла? Или это было отчаяние от того, что так глупо попалась? Что не смогла все предвидеть и предугадать, чтобы хоть как-то обезопасить себя от злого мальчишки? Что не разглядела в нем сразу врага?
Я достала из сумочки блокнот. В него я записывала понравившиеся фразы из книг. Иногда мне это помогало: перечитывая чужие, но мудрые мысли, а зачастую и банальные, прописные, истины я чувствовала себя чуточку мудрее.
Хотя, какая к черту мудрость в мои годы! Я только-только начинала накапливать свой жизненный опыт, который, как известно, приходит с годами. Мне еще столько всего нужно будет узнать, понять, осмыслить; столько собственных ошибок предстоит совершить и столько шишек набить…
«Чему быть – того не миновать» и «Что ни делается, все – к лучшему». Вот две аксиомы, которые помогали мне во всем и всегда. Главное – верить. Верить, и продолжать надеяться на лучшее. Когда пропадает вера – пропадает и желание жить. И по большому счету даже не важно, во что верить, лишь бы надежда не пропадала. Тогда не пропадет и желание жить.
Я перечитывала знакомые цитаты, пытаясь вернуть себе веру. Ну, или хотя бы надежду.
Неожиданно я наткнулась на фразу, о которой уже и сама позабыла. Я припомнила, когда записала ее: в тот день я впервые пришла на фирму подавать документы для работы в Корее.
У меня сжалось сердце. Вот уж правду говорят: «Будь осторожен в своих желаниях, – иногда они исполняются».
Мне было восемнадцать с половиной, и все мои подруги уже имели какой-то опыт тесного общения с мужчинами, а мне все как-то было не до этого. И вот однажды я решила, что пора бы и мне влюбиться, как другие. После этого у меня случилась-таки парочка ничего не значащих для меня романов, но вот влюбиться мне так и не удалось.
Тогда-то я и сделала эту запись в блокноте: «Я начинаю сомневаться, что могу любить. Я не могу открыться, не могу принять чужого человека, его душу в себя. Господи, дай мне прочувствовать, что это такое. Хоть на один день я хочу полюбить».
Струна, сдерживающая боль, эмоции, резко оборвалась. Я зарыдала в голос: «Зачем?! Ну, зачем я об этом попросила?».
– Значит, так было нужно, – ответила другая я. – Ведь чему быть – того не миновать.
– Отвали! – огрызнулась я самой себе и поднялась со скамейки. – Оставь свои философские бредни для более уместного случая. Не видишь, хреново мне?!
На этом диспут оборвался.
Привычка разговаривать самой с собой появилась у меня давно. Ведь когда так нужен близкий друг, которому ты можешь довериться, а под рукой его нет, кто может его заменить? Конечно – вы сами! Ведь никому кроме вас самих вы не интересны настолько, чтобы он мог часами выслушивать ваши бредни и давать при этом ценные советы.
Глава 5
Я продолжала заниматься сменой документов. И изо всех сил старалась не думать больше о Джейсоне. Хотя пару раз, когда была не слишком трезвой, я не смогла сдержаться и набирала его номер. Естественно, сосед неизменно отвечал, что его нет дома.
На следующий день было самой за себя стыдно: «Ну, и зачем звонила?! И что бы ты сказала, если бы он все-таки взял трубку?! Ага, сказать-то нечего!»
Иногда звонила Света и сообщала новости. В том числе и такие: «Джейсон стал встречаться с девушкой из другого клуба».
Мне было больно и неприятно слышать это. В конце концов, я попросила Свету ничего мне о нем больше не рассказывать. Никогда.
Спустя два месяца у меня на руках было два новых паспорта: российский и заграничный.
На дворе была уже середина декабря: Амур давно закован в лед, дороги – как стекло, постоянно дует колючий, пронизывающий насквозь ветер…, и очень хочется вернуться туда, где потеплее.
Я сделала пару фотографий и отправилась в знакомую уже фирму сдавать документы на визу. Объяснила, что хочу поехать в тот же город и в тот же клуб. Женщина, работавшая там, при мне уточнила такую возможность у мистера Кима по телефону, и сообщила, что он готов взять меня обратно. Мне пообещали, что виза будет готова примерно через месяц.
Я не устраивалась на работу по возвращении из Кореи, поэтому деньги, на которые нам пришлось жить всей семьей (мама ведь тоже сидела дома из-за проблем со здоровьем), заканчивались с катастрофической скоростью.
И когда еще через месяц мне сообщили, что виза еще не готова, я поняла, что пришла пора искать работу в Хабаровске. Пролистав газету объявлений, я устроилась продавцом в отдел по продаже видео– и аудио-продукции. Работа была не пыльная, да к тому же – недалеко от дома. Ничего такого «супер» я и не искала, так как знала, что здесь я не надолго, и скоро вернусь в Корею. Для меня это стало идеей фикс. Я не могла больше думать ни о чем другом.
В середине января мне позвонила Таня, та самая, с которой я училась в одной школе:
– Привет! – обрадовалась я, узнав ее голос. – А ты где? Откуда звонишь?
– Я в Хабаровске. Вчера вернулась. Давай встретимся, – предложила она.
Мы договорились о встрече и через пару часов уже обнимались и смеялись посреди улицы.
– Пошли ко мне! Тут недалеко, – болтать на улице было как-то не очень комфортно, вот я и предложила зайти к нам, прикупив по дороге пивка.
Таня рассказала, что они с подругой, с которой вместе работали, решили не продлевать контракт до целого года, а остановиться на шести месяцах.
Их «мама» пообещала сделать им приглашения на работу от себя, и таким образом «отвертеться» от ежемесячных комиссионных менеджеру. Это позволило бы увеличить их зарплату почти вдвое. Девчонки согласились, поэтому и оказались сейчас дома.
Мы долго говорили: я рассказала ей о депортации, о Джейсоне, о смене фамилии и об ожидании со дня на день готовых документов.