Особист замолчал в ожидании ответа, постукивая указательным пальцем по крышке стола.
Иной оценки от Хамовникова Колесников и не ожидал.
– А как они воспринимают наши ошибки? – спросил Павел, взглянув на майора глазами невинной девицы.
– Это их дело, а наше дело – не допускать таких ошибок, – буркнул майор.
– А в чем ошибся старший лейтенант Карпенко? Думаю, в том, что сразу же не открыл огонь по врагу из всех стволов. Может быть, и жив бы остался. Моей задачей являлось прикрытие самолета-разведчика. На него попытались напасть. Мы просто упредили врагов. Так меня учил товарищ Иван Никитич Кожедуб, мой бывший командир.
Колесников, еще не отошедший от вчерашнего, вовсе не собирался каяться в содеянном. Услышав имя Кожедуба, Хамовников явно сбавил обороты.
– Американцы не являются нашими врагами. Пока что. Но и не союзниками. Ладно, иди. Но все-таки аккуратней, аккуратней там…
Колесников развернулся через левое плечо и покинул кабинет. Ему показалось, что Хамовников высказывал свои претензии формально, выполняя ритуал недремлющего ока МГБ, а на самом деле в душе был согласен с Колесниковым. Статус обязывает. И не исключено, что особисты владели сведениями, пока недоступными для капитана. Павел хорошо изучил их повадки – жизнь заставила.
Ввиду отсутствия потерь произошедший инцидент спустили на тормозах обе стороны конфликта. В официальных сводках упоминания о произошедшем столкновении советских и американских летчиков не появилось. Разве что в «желтой» западной прессе.
Но обеими сторонами были сделаны соответствующие, далеко идущие выводы.
Часть вторая
Красная черта
Красная черта (также красная линия от англ. red line), которую нельзя «пересекать» – в политике обозначение предела терпения одной из сторон.
Поступив на философский факультет, Павел Колесников так увлекся глобальными проблемами Вселенной, что пытался обсуждать их с каждым встречным-поперечным и, даже попав в больницу, начал навязывать философские дискуссии соседям по палате. Его слушали от скуки, но особого интереса не наблюдалось. Устав выступать, Павел переключился на чтение философских книг и осмысление высказываний выдающихся мыслителей, как древних, так и современных.
Он не ограничивался изучением общепринятой философской доминанты, то есть марксизма, а штудировал и анализировал труды древних греков, Гегеля, Канта, не отвергал и субъективных идеалистов вроде Беркли, где «мир – это комплекс моих ощущений», хотя сам был материалистом.
Глубоко погружаясь в тему, он находил много нестыковок и даже противоречий в трудах классиков, в том числе Маркса и Ленина, поэтому на лекциях начал задавать неудобные вопросы, которые вызывали у преподавателей сначала недоумение, постепенно переходящее в раздражение и злобу.
На втором курсе он сцепился с профессором Клочковым сначала по философским вопросам, а потом на почве личной неприязни. В одном из рефератов Павел употребил вместо «великой революции» термин «Октябрьский переворот», за что был подвергнут жесткой критике сначала со стороны профессора, потом дело дошло до парткома, куда Клочков быстренько донес о политически неблагонадежном студенте. Ежовские времена канули в Лету, поэтому «шибко грамотного» тихо отчислили без каких-либо последствий. Профессора Клочкова позднее осудили за троцкизм и отправили в колымские лагеря без права переписки, но поезд уже ушел. Линия судьбы сделала резкий поворот, и Колесникову пришлось заново планировать свою жизнь.
Кроме философии Павел увлекался борьбой самбо, занимался в секции Ощепкова, где наставник обучал молодежь не только спортивной подсистеме, но и боевой. Когда вышел приказ Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта «О развитии борьбы вольного стиля», начали проводить официальные соревнования, и Павел доборолся до спортивного звания кандидата в мастера спорта.
А еще Колесников занимался в обществе Осоавиахим, в планерном отряде, где тоже достиг определенных успехов. Покинув университет и получив рекомендацию от Осоавиахима, он подал документы в военное летное училище, успешно сдал экзамены и окончил его аккурат перед началом войны.
Служить его направили в авиаполк, расквартированный возле латвийского городка недалеко от моря, и посадили на истребитель «И-16», в просторечии «ишак». Техника была ему знакома еще по училищу, и младший лейтенант Колесников тут же начал летать в составе эскадрильи капитана Домникова.
В тот теплый июньский день его отпустили в увольнение после напряженных тренировочных полетов. Покрутившись по городу и проголодавшись, он зашел в столовую. На раздаче стояла разбитная девица в цветастой косынке и стерильно-белом, накрахмаленном переднике.