— А тебе не все равно, куда он собрался? — сказал третий. — Смотри… пухлый какой.
— Точно, мясистый. Я б его окорок слопал. Целиком.
— А как он поскачет дальше?
— На одной ноге.
— С чего бы? Вторую тоже надо резать. Ему все равно, а нам — жрать.
Бандиты заржали.
— Ладно, заткнулись! — повысил голос начальник караула. — Пухлый, ты кто?
«Опять пухлый, — огорчился Бугай, — точно, блин, сожрут меня когда-нибудь».
— У меня дело к боссу Шедоши, — ответил он вслух. — Скажите, Чхун Пак пришел. Он меня знает.
— Кто тебя может знать, дурака? — нахмурился охранник, мгновенно собравшись и внимательно рассматривая. — Если гонишь, я тебе точно ноги оттяпаю. После ушей и носа. Что у тебя за дело к боссу? Говори.
Бугай с удовольствием бы съездил гаду по челюсти битой или воткнул в глаз гвоздь, торчащий из той же биты, однако остальные бойцы караула покромсали бы его за такое на паштет. На вид ребята были шустрые, молодые. На месте спокойно им не стоялось, постоянно двигались, помахивали оружием и крутились, обходя Бугая то справа, то слева, чем изрядно действовали на нервы. Бугай знал, что если он даст слабину, ему немедленно воткнут топор в голову.
— А у тебя задница не треснет лезть в наши с боссом дела, а? — грубо крикнул он, понимая, что мямлить с гагстерами не стоит. — Просто скажи: Чхун Пак пришел! Остальное не твоего ума дело. А не передашь — Шедоши с живого шкуру сдерет. В первую очередь с ушей и носа!
Старший охранник от удивления открыл рот, потом задумчиво потер обухом подбородок. Пришедший хамил, однако объясняться с Шедоши страсть как не хотелось. Доходы у ганга падали в последнее время — а любые доходы после пробуждения были «пищевыми», — поэтому иногда количество бойцов в ганге сокращалось. В том числе — пускали на еду. Шедоши свирепствовал как мог, причем уже не столько в силу природной жестокости или поддержания дисциплины, сколько из-за медленно нарастающих продовольственных проблем.
— Пасть закрой, червь навозный, — все же рявкнул старший боец для порядка. — Чхун Пак, говоришь? Ну ладно. — Он подмигнул одному из караульных. — Метнись наверх, доложи!
…Спустя пять минут Бугай уже поднимался по винтовой лестнице на второй этаж, в президентскую комнату для приемов. В одну из немногих, где горел электрический свет.
Боец на входе изъял у Бугая рюкзак и оружие, швырнул прямо на пол, словно какой-то хлам, а не самое дорогое, что осталось у того в жизни. Небрежно махнул головой, приказывая гостю войти.
Бугай послушно вошел.
Комната была обставлена как рабочий кабинет. Массивная мебель, высокое кресло, обитые кожей стены. Облезлые дубовые полки, заваленные книгами до потока. Откуда взялись книги, было не понятно. Сохраниться в самой комнате за треть века они не могли — давно бы истлели и сгнили. Вероятно, их привозили сюда специально, откуда-то, где в течение тридцати лет были приемлемые условия для хранения подобных сокровищ.
В любом случае, смотрелся этот зал для аудиенций роскошно. Если целью босса всех боссов было произвести впечатление на собеседников, цели он своей достиг.
«Пыль в глаза пускает, урод», — подумал Бугай.
Кроме книжных полок, кабинет был заставлен и завален разнообразным антиквариатом. Была тут и металлическая посуда, и редкая керамика, и даже бюсты каких-то мужиков, в том числе лысых, бородатых и старых.
«Ни одного бабьего бюста, — отметил Бугай. — Извращенец».
Но преобладало здесь антикварное оружие. В основном — европейское, не восточное. По большей части — холодное, а не огнестрельное.
Немецкие мечи, венгерские сабли, французские эстоки, итальянские рапиры, многочисленные кинжалы, полумечи, шпаги и штык-ножи. Встречались японские катаны, а также непонятные кривые африканские клинки — возможно, ритуального назначения.
Босс всех боссов, мясник Синода Шедоши восседал посреди всего этого смертоносного великолепия в мягком домашнем кресле. При взгляде на кресло Бугая скривило. Когда-то оно было кожаным, но снизу, где виднелись ржавые ножки, давно облезло, сморщилось и потеряло цвет. На верхнюю мягкую подушку, видневшуюся за спиной Шедоши, было нашито… человеческое лицо.
Прямо над креслом знаменитого главаря самой крупного городского ганга висела огромная фотография в пластмассовой рамке. Но на ней красовалась не семейный портрет Шедоши-из-прошлого, и даже не симпатичная полуголая киноактриса доанабиозных времен. На фото был меч.
Бугай поморгал. Рамку-картину украшало не оружие, а именно — репродукция оружия. Высококачественная, крупноформатная фотография. То ли Шедоши очень хотел иметь подобный предмет, то ли имел когда-то, но фотография была явно ему дорога.