В эпиграфе к настоящему разделу в поэтической форме говорится о динамике изобретений корелы, завершившейся появлением чудесной мельницы Сампо — воплощения мечты о счастливой жизни. Трудно сказать, когда корела приобщилась к производящему виду хозяйства — земледелию. Корни его уходят в глубокое прошлое, а раскопки не всегда в состоянии выявить их. Большинство исследователей склоняются к мысли, что земледелие на севере европейской части СССР существовало до прихода славян. По лингвистическим данным, некоторые термины балт-ского происхождения в карельской лексике, связанные с примитивным земледелием и скотоводством, относятся к I тысячелетию до н. э. О более продуктивном и прогрессивном пашенном земледелии, а также о животноводстве свидетельствуют перенятые от древнегерманских племен слова, вошедшие в карельский язык позднее. Но археологическими материалами столь ранние даты пока не подтвердились.
У населения Северо-Западного Приладожья, как и у его соседей — эстов, в первой половине I тысячелетия н. э. подсечное земледелие, вероятно, становится традиционным занятием. Переход от ручного подсечного земледелия к пашенному с применением тягловой силы животных произошел в центральных районах Карельского перешейка, по-видимому, во второй половине I тысячелетия н. э.
С производством железа в примитивных горнах население познакомилось во второй половине I тысячелетия до н. э. Но еще долгое время для изготовления орудий труда использовались камень и кость. Варианты карельских эпических песен сохранили упоминания о каменных орудиях труда как о вполне обычных, а железные на первых порах воспринимались создателями устного народного творчества в качестве привлекательного новшества. Пример этого в «Калевале» — старый, мудрый Вяйнямёй-нен не знал заклинания против железного топора, поранившего его. С конца I тысячелетия н. э. сельскохозяйственный инвентарь, рабочие и бытовые инструменты, оружие изготовлялись уже из железа. Как можно судить по рунам, кузнец в зависимости от времени года выполнял различные виды работ: занимался земледелием, ловил рыбу, делал сани, лодки и т. д. В железоделательном производстве, продукция которого изготовлялась на заказ, а не на рынок, не было специализации. Герой карельского эпоса Илмаринен мог выковать все: оружие и орудия труда, предметы украшения и даже жену. Постепенно производство железа и кузнечное дело, спрос на продукцию которого был велик, стали отделяться от земледелия.
Значительную долю в хозяйстве занимали охота и рыболовство. Коллективное рыболовство и охота — наиболее ранние сюжеты в карельских эпических песнях. В общественном пользовании были не только орудия труда и средства передвижения, но и полученная в результате совместных усилий продукция. Руны отразили и первобытнообщинный характер скотоводства, в частности коневодства.
Разложению первобытно-общинного строя и зарождению феодальных отношений способствовали рост производительных сил, усиление, особенно к концу I тысячелетия н. э., торговых связей, но конкретные проявления феодальных отношений на археологическом материале проследить очень трудно. Элементы патриархального рабства, которые возникли на стадии родового строя, отмечены в устном народном творчестве. Судя по карельским эпическим песням, повествующим об ограниченности рабского труда, его непроизводительности, рабство у карел не получило широкого распространения.
Военная знать появляется в конце X — начале XI в. Руны «Калевалы», характеризующие этот период, в отличие от более ранних рун, что воспевали мир, труд, простые человеческие радости, прославляют оружие и военные подвиги, добытое в сражениях богатство.
Я паду на поле битвы,
Я погибну в битве храбрых.
Хорошо погибнуть в битве,
Умереть под звон оружья!
На войне скончаться славно.
(36:29—S3)
Имущественная и социальная дифференциация карел нашла отражение в появлении кладов серебряных монет и вещей. Источником личного обогащения была земля, постепенно переходящая в частную собственность, что послужило одной из главных причин разложения первобытно-общинных отношений. Создаются условия для постепенного перехода от родовой общины к соседской. Выделившиеся племенные старейшины и просто влиятельные люди племени (в карельских рунах это кунингасы) исподволь сосредоточивают в своих руках политическую и экономическую власть над рядовым населением. Однако формированию классового общества предшествовал длительный переходный этап.
В период разложения первобытно-общинного строя и возникновения феодальных отношений сама корела как определенная этническая общность прошла сложный и длительный путь развития. Поначалу примитивный уровень подсечного земледелия, охоты и рыболовства, слаборазвитые внутренние и внешние экономические связи затрудняли сближение разделенных большими пространствами племенных групп. Зафиксированные во второй половине I тысячелетия н. э. контакты с финно-угорскими племенами Прибалтики, Финляндии и севера европейской части СССР не отличались постоянством.
Начало II тысячелетия на берегах Ладожского озера было временем формирования древнекарельской народности, когда вырабатывались единые этнокультурные черты, а привнесенные извне элементы, трансформируясь в соответствии с мировоззрением населения, органически входили в обиход. С другой стороны, и соседи испытали на себе влияние корелы. Обнаруженный на Карельском перешейке клад монет в районе пос. Вещево свидетельствует о торговле фризского купца с новгородской Карелией, хотя говорить о прямых торговых контактах нет оснований. Вероятно, жители Карельского перешейка постепенно проникали на территорию Финляндии или выступали в роли торговых посредников. Четыре арабские монеты и серебряные браслеты, датирующиеся X в. и найденные в Южном Саво, завезены из Северо-Западной Руси или с Ижорского плато.
Указанный период был интересен не только консолидацией древнекарельских групп. В контактирующих зонах намечается сближение корелы и населения Олонецкого перешейка, выразившееся в формировании гибридной культуры, в которой присутствуют черты двух этнических групп: древних карел и веси, что можно расценить как одну из ступеней в сложном и многоэтапном формировании современной карельской народности. В памятниках XI–XII вв. появляются вещи, свидетельствующие о прочных и крепнущих связях с Новгородом, соседними финно-угорскими племенами, и особенно с древними эстами.
Издревле корелой был проложен путь к Ботническому заливу и в Лапландию, где торговцы покупали драгоценные меха. Некоторые западно-европейские вещи попали в Северо-Западное Приладожье, вероятно, кружным путем — из Новгорода, Ладоги и Прибалтики.2 И, конечно же, в начале II тысячелетия н. э. связи корелы с древнерусскими городами были значительнее, важнее и весомее по степени воздействия, по конечным положительным результатам в политической, экономической и духовной сфере, чем западно-европейские.