— Потому что мы не знали о его существовании, — буркнул Хэн.
— Тссс! — зашипела на мужа Лея.
— Теперь же он в нашем распоряжении. Скоро мы получим и репульсор Кореллианы. Понимаю, что все эти устройства вам неизвестны. Достаточно сказать, что с помощью этих мощных механизмов мы сможем защитить себя от любого агрессора, кем бы он ни был.
— Неужели у легионеров планетарный репульсор Дролла? — спросила у Клейвиц Дракмус. — Как же это могло случиться?
— Второе наше достижение имеет, так сказать, частный характер, — продолжал Тракен. — Мы спасли троих детей Леи Органы Соло, главы государства вышеупомянутой Новой Республики.
Хэн почувствовал, как побледнело его лицо, а сердце превратилось а кусок льда. Посмотрев на жену, он понял, что она испытывает то же самое.
— Мы вырвали их из рук нелюдей, которые держали их в плену, — продолжал Сал-Соло. — Они живы и здоровы и находятся рядом со мной. Я с нетерпением жду возможности передать детей их родительнице. Но прежде всего она должна сообщить нам, где она находится. Ей следует выйти из подполья и заявить о своем признании свободы Кореллианского Сектора. Хочу показать вам голографическую запись, подтверждающую тот факт, что мы владеем репульсором и что дети находятся у нас в руках.
— Ну что за подлая, низкая тварь! — вырвалось у Хэна. — Врет, как сивый мерин!
Экран снова потемнел. Затем на нем появилось изображение внутренности огромного серебристого цилиндра, снятого снизу. Изображение все так же было расплывчатым, но, несмотря на это, достаточно четким. Оператор голокамеры показал десантный корабль и «Сокол», находящихся на основании цилиндра. Занятые делом, люди в форме расхаживали вокруг обоих судов. Затем на экране появилось изображение шести огромных кубов, окружающих седьмой, еще огромнее, устремляющихся куда-то вверх. А наверху виднелось небо.
— Очень похоже на наш репульсор, — начала Дракмус, но осеклась, заметив сердитый взгляд Клейвиц.
В видоискателе голокамеры снова появилось днище репульсора, затем крупным планом была показана группа подавленных фигурок, стоящих и сидящих в ограниченном пространстве, похожем на загон для скота.
Вместо этого изображения затем появилось другое — грустные лица крупным планом.
Это были дети, сгрудившиеся в тесном пространстве, ограниченном силовым полем. Чубакка же, Эбрихим и какой-то дролл-самка, незнакомый Лее, помещены были рядом. Перемещаясь от одного человека к другому, камера показывала их отдельно. Лицо Джесина мрачно, но решительно. Озабоченная Джайна смотрела на младшего брата, который впился сердитым взглядом в камеру. На лице его были следы слез: видно, он совсем недавно плакал. Наконец появился и Тракен с холодной усмешкой на губах.
Лея с трудом сдерживала слезы, а Хэн почувствовал комок в горле. Дети в руках у Тракена. Он украл детей, его, Хэна, детей. Его плоть и кровь. Душевная тоска, страх за детей, ужас превратились в холодную ярость, при которой сохраняется ясность мыслей. Ну уж, нет. Тракен не получит того, чего он добивается.
Камера скользнула по второму дроллу и, наконец, задержалась на Чубакке. В позе, выражении лица вуки было нечто такое, что внушало Хэну надежду. Выпрямившись во весь, рост, он смотрел прямо в глазок камеры, оскалив при этом зубы. При виде его совсем не создавалось впечатления, что он подавлен или в отчаянии. И Хэн понял, что Чубакка что-то задумал. Что у него есть какой-то козырь.
На экране вновь появился первый кадр, где Тракен был изображен сидящим в командном отсеке.
— Полагаю, кадры…остаточно убедительно показыва…, что я говорю правду, — продолжал он; из-за помех некоторые слова звучали нечетко. — Я жду ответа от главы государства и в качестве Диктатора суверенного Кореллианского Сектора призываю всех кореллиан к преданности и повиновению, мне.
Снова возникло изображение мертвой головы с кинжалом в зубах, зазвучала воинственная музыка, и экран погас..
— Хэн, Хэн. В его руках наши дети. У него наши дети. И мы… мы не можем выполнить его требования. Мы просто не вправе. — Молодая женщина взглянула на мужа. В глазах ее стояли слезы.
— Я знаю, — проговорил Хэн. Каждое слово разрывало ему сердце, — Даже если мы и выполнили бы его требования, это бы не помогло.
И действительно, даже если Лея произнесла бы те слова, которые от нее требуют, и подтвердила бы независимость Кореллианы, разве это помогло бы? В крайнем случае, ее отстранили бы от должности, но скорее всего арестовали бы, обвинив в государственной измене, а признание независимости Кореллианского Сектора не ратифицировали. И это было бы только справедливо. И слепому видно, что нельзя допустить отделения Кореллканы, иначе вся Новая Республика может рассыпаться, как карточный домик. Даже неудачная попытка может быть представлена, как благородная и героическая борьба патриотов за свержение тирании, которая наверняка потрясет основы Новой Республики. Возможно, роковым образом. А сколько людей погибнет в гражданских войнах и мятежах? Сколько детей будет умерщвлено в этих схватках?
— Я понимаю, что мы не должны идти ему навстречу, — повторил он, и каждое слово обжигало ему глотку. — Но разве мы можем оставить их у него в руках?
— Это самое ужасное, самое плохое! — вмешалась Дракмус. — Тракен еще больше увязает в преступлениях против собственных родственников, против собственного Логовища и клана.
— О чем ты там толкуешь, Хунчузук? — повернулась к ней Клейвиц, в устах которой обращение «Хунчузук» вовсе не звучало, как комплимент.
— Разве вам неизвестно, досточтимая Клейвиц? Ведь Тракен Сал-Соло одной крови с Хэном Соло, с детьми Леи Органы Соло! Они так же близки по крови, как два клана одного Логовища! Он угрожает собственным родственникам!
— Не может быть! — воскликнула пожилая селонианка. — Как только земля носит такое чудовище! Я поражена! Очень многое меня удивляет! Тракен просит вас подтвердить суверенитет Кореллианы! А разве его признали, этот суверенитет? Я не понимаю, но я должна понять.
— Тракен Сал-Соло лгал, — произнесла Дракмус, не скрывая отвращения к негодяю. — Он говорил вещи, которые не соответствуют истине, ради собственной выгоды. Половина его слов откровенная ложь или же правда, преподнесенная так, что она хуже лжи.
— Невероятно! Он сказал, будто…
— Замолчите! Вы обе! — прикрикнула на селонианок Мара. — Все вероятно, и этот подлец доказал это. — Указав на Хэна и Лею, она продолжала: — Он причинил боль этому мужчине и этой женщине, а также их детям. Уважайте их тоску и тревогу. Ступайте прочь! Дайте им возможность прийти в себя после такого известия. Продолжайте свои глупые дебаты где-нибудь в другом месте!
— Ни в коем случае! — воскликнул Хэн. Гнев против собственного родича, низость поведения его же кузена неожиданно обрушился на иную цель, которая была под рукой. Он вдруг понял, что слова могут служить в качестве оружия, направленного против этих болтливых, на первый взгляд разумных существ, которые стояли перед ним. — Оставайтесь здесь! Вы, Клейвиц, как вы смеете осуждать Тракена Сал-Соло за то, что он держит в заложниках собственных родственников ради своей выгоды? А разве вы не делаете то же самое? Разве вы не держите нас в плену?
— Но, но… вы не мои сородичи, вы не одной со мной крови!
Ткнув пальцем в Дракмус, Хэн продолжал резать правду-матку:
— Зато она одной с вами крови! Но вы ее поработили, вы удерживаете нас и заставляете ее участвовать в подлом деле, уговаривая, шантажируя нас. Она спасла мне жизнь, а я спас ее. Она рисковала своей жизнью ради меня, а я — ради нее. Она пообещала мне защиту своих сородичей. Мы жили и сражались рядом. Нет, это не кровное родство, но это узы дружбы. Мы имеем право на то, чтобы выполнять обязательства друг перед другом, право на взаимное уважение. Мы были союзниками в борьбе против вас и вашего Верховного Логовища. Теперь же вы заставляете ее плевать на своих союзников против ее воли ради вашего собственного удовольствия.