Возможно, он смирился бы с неизбежной пожизненной ролью подкаблучника, как это происходило и с лучшими мужчинами. Но наконец, когда у них с Мабузой родилась девочка, он получил возможность, которую искал.
Ребёнок был подобен любому другому младенцу женского пола, и Нокс гордился им не меньше других отцов, не менее их проникнувшись обычными родительскими чувствами. До тех пор, пока ребёнок не подрос достаточно, чтобы его отлучили от груди и стали кормить особенной пищей, ему не приходило на ум, что теперь у него, в его собственном доме появился отличный шанс прибрать к рукам часть этой пищи для своего личного использования.
Бесхитростная и простодушная Мабуза совершенно не подозревала о подобных преступных умыслах. Мужское повиновение феминистическим законам этой страны было настолько само собой разумеющимся, что она даже показывала ему эту необыкновенную пищу и часто кормила ребёнка в его присутствии. Не утаивала она от него и большой глиняный сосуд, в котором хранила свой запас.
Сосуд этот стоял на дворцовой кухне, среди других, наполненных более привычными продуктами питания. Однажды, когда Мабуза отправилась в деревню по какому-то политическому вопросу, а все служанки были заняты какими-то другими делами помимо кулинарных, Нокс прокрался на кухню и унёс маленький мешочек готового корня, который он затем спрятал в своей комнате. В своём страхе быть обнаруженным, он пережил больше острых ощущений, чем когда-либо с детских лет, когда он воровал яблоки с лондонских уличных лотков за спинами торговцев.
Готовый корень был похож на мелкую разновидность шалфея, и имел душистый запах и пряный вкус. Нокс сразу съел немного, но не позволил себе проглотить сразу полную порцию, из опасения, что последствия окажутся заметны. Он следил за невероятным ростом малышки, которая под влиянием удивительного питательного вещества за две недели достигла размеров нормальной шестилетней девочки; к тому же он не хотел, чтобы его кража обнаружилась и чтобы дальнейшее использование им этой пищи оказалось предотвращено великаншами, старающимися защитить своё собственное гигантство ещё на первой стадии его собственного развития.
Нокс считал, что будет разумнее каким-то образом уединиться, пока он не достигнет такой величины и роста, которые обеспечили бы ему положение хозяина в его собственной семье. На время роста он должен был каким-то образом избавиться от любого женского присмотра.
Для того, кто вынужден был столь мучительно подчиняться власти бабьего царства, с тщательной регламентацией всех его передвижений, это было серьёзной проблемой. Но удача снова улыбнулась Ноксу: в Ондоре начался сезон охоты; сезон, когда многим мужчинам их жёны разрешали отправиться на высокогорье и провести там несколько дней или недель, выслеживая определённый вид проворных горных оленей, известных как оклохи.
Возможно, Мабуза немного удивилась внезапному интересу, проявленному Ноксом к охоте на оклохов и столь же внезапной увлечённостью тренировками с дротиками, которые использовали охотники. Но она не видела причин отказывать ему в разрешении отправиться в это желанное путешествие; всего лишь оговорив, что он пойдёт вместе с другими послушными мужьями и будет очень осторожен на опасных утёсах и в расщелинах.
Компания других мужей не вполне соответствовала плану Нокса; но он понимал, что лучше не возражать против этого пункта. Он умудрился нанести ещё несколько визитов в кладовую дворца и стащил достаточно запретной пищи, чтобы превратиться в крепкого, укротившего жену, титана. Так или иначе, в этом путешествии среди гор, невзирая на безропотных и законопослушных мужчин, с которыми он был обречён идти, у него получится съесть всё, что стащил. Он вернётся победоносным анакимом[8], громогласным и самодовольным Голиафом; и все, особенно Мабуза, преклонятся перед ним.
Нокс спрятал запретную пищу, замаскированную под мешок просяной муки в своих собственных запасах провизии. Он также нёс часть её в карманах и съедал один или два кусочка всякий раз, когда другие мужчины не видели. А по ночам, когда все они спокойно спали, он залезал в сумку и горстями поглощал душистое растение.
Результат был поистине феноменальным, ибо Нокс мог оценить, как он увеличивается в размерах после первой же плотной трапезы. Он раздавался вширь и вырастал вверх дюйм за дюймом, к явному замешательству своих спутников, ни у кого из которых поначалу не хватило воображения, чтобы заподозрить истинную причину этого изменения. Он видел, что они глазели на него с каким-то созерцательным трепетом и любопытством, как цивилизованные люди смотрят на дикаря с Борнео. Очевидно, они считали его увеличение чем-то вроде биологического отклонения или, возможно, частью эксцентричного поведения, чего вполне можно было ожидать от чужестранца с сомнительным прошлым.