Слова Мары были похожи на свинцовую воду реки, они так же несли какую-то безысходность и тяжесть. К тому же он сно–ва пожелал втиснуть меня, словно пазл, в мозаику своих эзоте–рических исследований. Я сказал:
– Мара. Я как-то не могу уловить подоплеку твоих лекций. Ты собираешься лепить сверхчеловека?
Он заглянул мне в глаза, сказал с улыбкой:
– Psychetropos – сворот сознания. Я использую этот термин для обозначения как самого процесса, так и агента, с помощью которого этот процесс возможен. Психотропным веществам придумали массу названий, но в каждое такое название иссле–дователь вкладывал тот смысл, который хотел в конце концов обнаружить в объекте исследования. Так появился термин «гал–люциноген» как препарат, вызывающий галлюцинации; так по–явилось понятие «энетоген» как проводник, приближающий к божественному. Я уже не говорю про такие узкие определения, как мистикомиметик, психодислептик, фантастикант и еще с десяток подобных. Даже термин «психоделик», который можно расшифровать как «проявляющий разум», не совсем верное определение, на мой взгляд. Все они призваны описать внут–ренние переживания исследователя, но среди них нет ни одно–го, который бы указывал на способ, на технологию поворота эволюции человечества. Поэтому эти термины я практически не использую. А вот psychetropos, сворот сознания, сворот тво–его собственного «я» – как раз то, что нужно. Это верное опре–деление агента, который станет катализатором процесса рож–дения homo extranaturalis.
Я же подумал, что это важный момент в понимании того, что Мара не считает нужным отвечать на мои вопросы. И еще я по–думал, что Мара знает, что делает: оставляя без ответа то, что мне хотелось бы знать в первую очередь, он подогревает во мне интерес ко всей своей философии в целом. А из этого следует, что самое главное мне только предстоит узнать. Как и то, поче–му это главное предстоит узнать именно мне.
АТАРАКСИЯ
Когда мне исполнилось четырнадцать, наша семья перебра–лась в город. Отец устроился на новую работу и получил от предприятия служебную квартиру, что было невероятным ве–зением, учитывая экономическое состояние страны вообще и бедственное положение отдельных предприятий в частности. Тем не менее это произошло. Новая квартира не походила на царские хоромы, да и располагалась на окраине города, но по сравнению с нашей бывшей коммуналкой в забытом богом поселке выглядела эталоном роскоши. Все это произошло весной, шел учебный год, так что я незамедлительно отпра–вился в новую школу.
Дарья Семеновна – мой новый классный руководитель, женщина лет сорока, с твердым холодным взором поверх узеньких очков и с поджатыми губками (верхнюю покрывал белесый пушок). От нее исходил стойкий запах старых книг, чем-то напоминающий нафталин… Она коротко представила меня классу: «Знакомьтесь, это ваш новый товарищ», – и на–чала урок русского языка. Свободных мест было три. Первое –в центральном ряду на предпоследней парте. Там сидел, отки–нувшись на спинку сиденья, парень и равнодушно смотрел, как я иду к нему.
– Свободно? – спросил я его, приблизившись.
Вместо ответа он забросил на пустующее место ногу и выра–зительно так на меня уставился. В левом ухе у парня была се–режка, одет он был в джинсовый костюм (довольно приличный), обут в белые кроссовки Nike. Не то что мои трикотажные брюки и джемпер отечественного производства! Понятное дело, куда челяди с барином тягаться!
– Хорошие кроссовки, – сказал я ему, улыбнулся и напра–вился к другому свободному месту.
Я сел за одной партой с худенькой девочкой. У нее было блед–ное лицо и веснушки на вздернутом носике. Звали мою новую знакомую Наталья, то есть Наташка. От нее пахло кошками. Я тихонько спросил, как зовут ее кота, получил в ответ улыбку и информацию о том, что котов у них целых четыре и всех назвали в честь римских императоров. Мы обменялись рукопожатиями (у нее была узкая, костлявая и холодная ладонь) и приступили к изучению русского языка – этого громаднейшего наследия homo informativus.
Как только звонок возвестил перемену и Дарья Семеновна покинула классное помещение, парень с серьгой в ухе и в бе–лых кроссовках оглянулся на меня и, презрительно смерив с го–ловы до ног, продекламировал:
– Это надо ж было так вырядиться! Клоун клоуном!
«Ну вот, теперь мы знаем Самого Центрового Парня класса!» –подумал я.
Молодежь притихла, несколько ребят с готовностью изобрази–ли на лице ухмылку, некоторые загыгыкали. Будь у меня время под–готовиться, возможно, я бы нашелся, что ответить получше. Но вре–мени мне не дали, и я ляпнул первое, что пришло в голову:
– А я и не знал, что здесь школа модельеров. Думал, обыч–ная. Ты, смотрю, в уроках кройки и шитья преуспел – неплохой самострок. На фирму похоже.
В классе стало совершенно тихо. На меня таращились все. Они смотрели и думали, что я не понимаю сути происходящего. Наташка даже легонько дернула меня за рукав – такой беспо–мощный жест, словно хотела сказать: ты что, не надо так! Но я все прекрасно понимал и все отчетливо видел. Я спокойно смот–рел в сверкающие злостью глаза и улыбался. Я знал, что конф–ликт назревает и избежать его не получится, а потому созна–тельно шел на обострение. Хотя, конечно, и не лучшим для меня способом.
– Ты это… После уроков домой не торопись, – ухмыльнулся Самый Центровой Парень класса, закинул за плечи рюкзак и с важностью церемониймейстера прошествовал к выходу, демон–стрируя окружающим свой подбородок. За ним потянулись еще двое.
– Побьют тебя, – грустно заключила соседка по парте.
– Выше голову, Наташа! Все будет хорошо! – заверил я од–ноклассницу достаточно громко, чтобы окружающие услышали нотки озорства и сумасшествия в моем голосе.
Я закинул за плечо сумку и, во весь голос распевая «После–дний бой – он трудный самый!», покинул притихших однокласс–ников.
По окончании уроков в парке за школьным двором меня под–жидали три моих новых товарища по учебе. Я увидел их сразу, как только вышел за ограду школьного двора, а потому прями–ком направился в их сторону. Парень в кроссовках Nike и серь–гой в ухе стоял посредине.
– Как поживаете, парни? – задал я риторический вопрос, со–провождая слова лучезарной улыбкой. – Собрались на кружок кройки и шитья?
Мое спокойствие вгоняло их в недоумение. Оно и понятно, ведь спокойствие – отличная маскировка, за ней совершенно не видно, какие козыри на руках у противника. Но главного ху–лигана не так-то просто было смутить. Он демонстративно сплю–нул, процедил:
– А ты чё такой борзый, а? Может, тебе урок вежливости ус–троить? Так это легко…
– Одну минутку, уважаемые, – сказал я и вытянул руку ладо–нью вперед. Одноклассники, уже было сделавшие шаг в моем направлении, замерли. – Прежде чем вы начнете… преподавать, я хочу кое-что прояснить. Во-первых: мне совершенно плевать на ваше главенство в классе или где-то там еще. Я на него не претендую. Во-вторых: я никогда не ввязываюсь первым в не–приятности, но если они все же случаются, решаю их довольно жестко. И в-третьих: ситуация, которая сейчас происходит между нами, несправедлива по отношению ко мне, потому что я ее не затевал. Поэтому, если мы сейчас не разойдемся мирно, то, ра–зумеется, мне достанется. Но! Я вам обещаю, что потом вы об этом будете сильно сожалеть и всячески корить себя за глупость.