Андреа направился к двери гостиной. Тано остановил его:
— Ах, вот еще что. Скажите этому парню, который рисковал жизнью, пытаясь спасти вашего отца, чтобы он заехал за мной послезавтра в девять вечера. Я буду ждать у въезда в порт.
— Почему именно он?
— Потому что это верный человек.
Давиде вышел из гостиницы «Гибралтар» и не успел сделать нескольких шагов, как увидел едущего ему навстречу Стефано. Тот сидел верхом на старенькой «ламбретте».
— Проезжал здесь и вдруг вижу, как ты выходишь из гостиницы…
Давиде оглянулся вокруг. Ему не хотелось, чтобы его видели со Стефано.
— Извини, но сейчас я занят.
— Если тебе куда-нибудь надо, могу тебя подвезти.
Выбора не было. Давиде оседлал мотороллер позади сына.
— Ладно, поехали.
— А куда?
— Куда хочешь, главное, чтобы ты тут не мозолил глаза.
Они остановились на берегу моря, неподалеку от Сферракавалло. Давиде бросил взгляд на «ламбретту»: за ней, видно, заботливо ухаживали. Когда-то он купил ее по случаю, подержанную, а теперь даже не сразу вспомнил, что у него был этот мотороллер.
— Где ты откопал это старье?
— Нашел в подвале, Она принадлежала моему отцу.
Давиде кивнул, потом увидел на шее у Стефано тонкую цепочку.
— Эта цепочка тоже твоего отца. Однако к ней была прикреплена золотая пластинка — знаешь, на которых выгравирована группа крови.
— Да? А зачем ему это было нужно?
— Ну, не знаю. На случай, если попадет в какую-нибудь переделку, в аварию.
— Боже мой, какой же это был, наверно, невыносимый зануда, педант. Ну какой несчастный случай может произойти с человеком, который служит на почте?
— Слушай, тебе хоть что-нибудь когда-нибудь нравится в жизни? И как тебя только выносит твоя мать!
Стефано поддал ногой камень.
— Это я тебе наврал, что случайно очутился возле гостиницы. Я специально туда приехал. И ждал тебя целых два часа.
— Я это понял.
— Каким образом?
— Как только сел на «ламбретту». Глушитель был холодный. Успел остыть.
— Слушай, я даже не знаю, как тебя зовут.
— Все меня называют Ликата.
— Послушай, Ликата, а этот… этот подонок, этот дерьмовый папаша, который вдруг объявился, чем он там занимается, в Америке? У него есть жена, дети?
— Нет, у него никого нет.
Стефано схватил Давиде за лацканы пиджака.
— Скажи, Ликата, а можно узнать, ты-то кто такой?
Давиде взял его за запястья и легонько оттолкнул.
— Я сослуживец твоего отца. Вместе с ним работал на почте. В одной комнате, за одним столом. А кроме того, я человек, который никому не позволяет вот так себя хватать.
Он направился к «ламбретте». Сел в седло, инстинктивным движением сунул руку в мотор и завел его.
— Ну, давай отвези меня в центр, а то я опаздываю.
Стефано издали смотрел на него с нескрываемым любопытством.
— Скажи на милость, откуда это ты знаешь, что для того, чтобы завести мотор, нужно сунуть туда руку?
Давиде постарался скрыть свое смущение.
— Да у всех этих старых драндулетов иначе не включишь мотор. Давай-давай, поехали скорее.
— Знаешь, что я думаю? Что ты мне сегодня порядком навесил на уши лапши!
— Послушай, твой отец попросил меня оказать ему услугу — передать тебе деньги. Я это выполнил. Но он меня не просил менять тебе пеленки. А теперь будь добр, отстань от меня с твоими разговорами.
Собор был переполнен. Детский хор пел «Кармина Бурана», и звуки органа торжественно плыли в вышине под куполом.
Гроб с телом барона Джованни Линори возвышался посреди центрального нефа иа утопавшем в цветах черном катафалке.
Немного позади стояли Матильда с поддерживающим ее Андреа и Глория.
Во втором ряду — Аннибале Корво, заложив руки за спину и слегка склонив голову, выражая всем своим видом скорбь.
Сверху, укрывшись за колонной, Треви фотографировал присутствующих в храме камерой с телеобъективом. Он заснял всех — в том числе и Корво, и даже стоявщего рядом с Давиде Карту.
Когда епископ кончил отпевание покойного и в воздух поднялся запах ладана, а служащие похоронного бюро начали выносить венки и корзины цветов, приглашенные на похороны выстроились в длинную очередь перед членами семьи Линори, чтобы выразить им, как положено, свои соболезнования.
Когда дошел черед до Аннибале Корво, Андреа вспомнил то, что советовал ему Тано. Он позволил себя обнять, а потом постарался найти уместные слова: