— Я хочу как можно скорее повидать сына. Я ненадолго.
Сильвия не смогла скрыть тревоги:
— Мне не нравится, что ты собираешься ехать один. Возьми с собой Треви.
Давиде улыбнулся:
— Да я и в детстве всегда обходился без провожатых.
Он взял такси и слез у гаража, где работал Стефано.
Там, сидя в машине, его уже поджидал Туччо.
— Можешь не искать своего сына. Ему несколько дней нездоровится, и он не ходит на работу.
— Что с ним?
Туччо скривился. Открыл дверцу, приглашая сесть в машину:
— Садись, поедем его проведать.
В вечернем выпуске теленовостей только что закончили передавать репортаж об убийстве Аннибале Корво, когда Андреа Линори взял на руку плащ и зашел в спальню попрощаться с женой.
Глория сидела перед включенным телевизором, обхватив руками голову, все еще не в силах прийти в себя после того, что увидела несколько минут назад на экране. Залитое кровью лицо Корво, его бездыханное тело на ступенях собора, и люди, боящиеся отвечать на вопросы журналиста, сующего им в лицо свой микрофон, в то время как карабинеры еще делают замеры на месте преступления… Вид этого зрелища и воспоминание о словах, недавно сказанных мужем возле камина, словно парализовали Глорию. Она была не в силах пошевелиться.
Андреа нагнулся поцеловать ее.
Глория вытянула руку, не подпуская его к себе:
— Не подходи, не смей до меня дотрагиваться.
Андреа заглянул ей в глаза. Взгляд у нее был пустой.
— Ты что, не узнаешь меня? Это же я, Андреа…
Глория дрожала всем телом.
— Нет, ты не Андреа, это уже не ты. Андреа не позволил бы убить Нинни, он бы его не подвергал опасности, увез бы из этого проклятого места, отправил бы его домой!
— Глория, но кто же мог знать…
Но она не слушала его.
— Андреа не был убийцей. Он не приказывал убивать людей, как это делаешь ты. Ты стал таким же, как все Линори, как твой отец, как твой брат: дикие животные, хищные звери! И если бы Нинни был жив, наверно, и его ты воспитал бы таким же, как вы.
Потом Глория подошла к комоду, открыла ящик с рубашками. Достала пистолет и, держа обеими руками, навела на Андреа. Он не пошевелился.
— Что ты собралась сделать, Глория? Хочешь застрелить меня? Убить? Ну, давай, стреляй!
Глория молча в него прицелилась. Потом уронила руки с оружием, низко опустила голову.
— Нет, сейчас нет. Когда ты на меня смотришь, я не могу этого сделать. Когда-нибудь потом, через какое-то время… Может, сегодня ночью, когда ты будешь спать… Или завтра…
Андреа прочел в ее глазах, что между ними все кончено. Теперь было уже слишком поздно попытаться обнять ее, поговорить с ней, что-то объяснить и ей, и самому себе.
— Кто знает, где я буду завтра. Если хочешь это сделать, делай сразу. Вот, смотри, сейчас я выйду из этой комнаты и пойду по коридору. Выстрели прежде, чем я дойду до его конца.
Он повернулся и пошел к двери.
Глория вновь подняла руки с пистолетом, не отрывая от мужа взгляда и целясь в спину.
Потом, когда он вышел на лестницу и исчез из поля зрения, она медленно опустилась на пол, прислонилась к стене и разрыдалась.
Туччо и Рико втолкнули Давиде в комнату в охотничьем домике на вилле Линори.
От сильного толчка в спину Давиде не удержался на ногах и свалился на колени к сидящему на полу Стефано.
— Стефано…
Туччо помахал в воздухе пистолетом.
— Ни с места, сиди не шевелись!
Давиде потянулся к Марте.
— Что вы с ней сделали?
Туччо ответил с гнусной улыбкой:
— Да ничего особенного… Ты ведь знаешь этих женщин… достаточно отвесить пару пощечин — и они сразу теряют голову.
Давиде смерил его взглядом, полным ненависти.
— Ты знаешь кто? Ты полное ничтожество. Ты тут измываешься над людьми только потому, что у тебя пистолет. В моих краях таким, как ты, красная цена доллар за дюжину в базарный день.
Он погладил по голове лежащую с закрытыми глазами Марту.
— Марта, ответь мне… скажи хоть что-нибудь…
— Прости меня, Давиде. Они заставили меня заговорить. Угрожали убить Стефано…
Давиде обнял ее.
— Успокойся, теперь здесь с вами я. И я вытащу вас отсюда.
В комнату вошел Андреа. За ним следовал Карта.
Андреа дал Карте держать плащ и пристально поглядел Давиде в лицо.
— Ты мне не говорил о том, что у тебя тут есть женщина и сын. Ты также не говорил мне и о многом другом — ни о себе, ни о том, кто тебе платит.
— Ты меня никогда об этом не спрашивал. Вели их отпустить. И я отвечу на все твои вопросы.