Машина Сильвии с включенной сиреной подлетела к краю мола номер девять в тот момент, когда яхта Эспинозы уже отдавала чалки.
Из трех других примчавшихся следом машин на мол выскочили полицейские с оружием на изготовку и приказали матросам остановиться.
Яхта пришвартовалась обратно, и на мол снова спустили трап.
Сильвия вместе с Треви и Куадри поднялась на борт.
Эспиноза наблюдал за этим вторжением, пытаясь сохранить свой, как всегда, невозмутимый и отстраненный вид. Но на этот раз события нагнетались с угрожающей быстротой. Эспиноза взглянул на Сильвию.
— Я всегда подозревал, что вы на редкость упрямая женщина. И я, значит, не ошибался на ваш счет.
Сильвия засунула руки в карманы плаща. Устремила пристальный взгляд на Эспинозу.
— Мы только что задержали два вертолета, конфисковали груз героина и возвратили государству двадцать тысяч миллиардов. Вам ничего все это не говорит?
Эспиноза тяжело опустился на диванчик.
— Я даже отдаленно не представляю себе, о чем вы говорите…
— Эту операцию организовал Тано Каридди.
— Если вам нужен он, ищите где-нибудь в другом месте. Я не принимаю у себя преступников.
— Неправда. Именно здесь, на этой яхте, несколько дней назад вы встречались с Тано.
Эспиноза улыбнулся. Широко развел руками.
— В самом деле? Сюда ходит столько народу… Хотите, чтобы я представил вам список всех, что приходит меня о чем-нибудь просить? Хотите, я составлю подробный перечень депутатов парламента, министров, менеджеров и даже кое-кого из судейских, которые приходят и нарушают мой покой?
Эспиноза, казалось, неожиданно вновь обрел свою всегдашнюю самоуверенность. Сильвия ненавидела эту его манеру ставить себя выше всех и вся. Его постоянную привычку говорить намеками и недомолвками, хвастаться своими тесными дружескими связями с привилегированными представителями коррумпированной верхушки государственной власти.
— Что это у вас за такой мед, Эспиноза, что он привлекает целый рой пчел?
— Это мои связи, мои знакомства, все то, что я знаю, а другие не знают. Тано пришел ко мне с просьбой помочь ему, а я выставил его за дверь — вот и все. Попробуйте доказать, что тот разговор носил какой-то другой характер.
— Ваше хладнокровие, самообладание внушают мне страх.
— А меня, наоборот, приводит в страх ваша горячность. Вся эта атмосфера любви и тепла, что вас окружает, преданность ваших подчиненных, уважение и восхищение, которое вы вызываете у окружающих, рвение, достойное школьницы, с которым вы бросаетесь в заранее обреченные на провал дела. Как, например, это! Вы что — может быть, собираетесь меня арестовать? А на каком основании? Собрав все, что обо мне вокруг злословят? У вас есть доказательства? Или, может быть, вы придумали, каким образом меня обвинить в смерти комиссара Каттани? Возможно ли, что вы так наивны? Каттани, если хотите знать, просто жертва несчастного случая, достойная сожаления; он сам полез в работающую машину, его затащило в зубчатую передачу и размололо!
Сильвия чувствовала, как в ней все сильнее закипает гнев.
— Этой зубчатой передачей управляли вы.
— Докажите это!
Эспиноза покачал головой и посмотрел на нее прямо-таки с состраданием.
— Да неужели вы до сих пор не поняли? Я в этой стране что-то вроде спасателя при катастрофах, при финансовых крахах. Я занимаюсь теми делами, которыми не хотят пачкать себе руки сильные мира сего. Я нужен всем. Без меня нельзя обойтись. И поверьте мне, ни один судья на свете не может меня упрятать за тюремную решетку.
На пороге каюты появился Давиде. Сильвия обернулась и увидела, что следом за ним в каюту входит высокий худой монах. Взгляд его был устремлен куда-то в пустоту…
Это был отец Джилло.
Эспиноза нахмурил брови.
— Кто этот человек? Что вы тут устраиваете?
Отец Джилло сделал по направлению к нему несколько шагов. Эспиноза обратился к Сильвии:
— Могу я все-таки узнать, что вы задумали? Что это еще за монах? Где вы такого отыскали?
Отец Джилло протянул к нему руки, словно хотел коснуться его губ.
— Это твой голос… Твой голос…
— Кто ты такой, чего тебе от меня надо? — Эспиноза попытался отстраниться, но монах схватил его за пиджак и не отпускал.
— В ту ночь на тебе была шляпа с перьями… ты помнишь?… В доме был большой бал, праздник карнавала…
— Я тебя не знаю, в жизни никогда не видел.
Отец Джилло взял его руку и ощупал пальцами манжет сорочки. И запонку на манжете.