Он еле разогнул онемевшие ноги, встал, похлопал руками по бокам и коленям — со всей силой, чтобы ощутить боль: это согревало, так приходилось греться в лагерях…
Тайга отозвалась охотнику глухим эхом.
— Что будем делать, а? — думал вслух Федор. — Сохатый, поди, уж готов. Добираться до него так и так надо. А заколеет на морозе — намучаешься со шкурой.
Тайга молчала. Лишь где-то в стороне прошумел в вершинах ветерок и опять улегся.
— Молчишь? А ты ведь знаешь, где он лежит!.. Ничего, я по следам доберусь…
Федор зажег фонарик и стал на лыжи.
Метель не до конца зализала лосиный след. В глубоком снегу она оставила хорошо приметные лунки, чтобы охотник мог отыскать подбитого зверя.
Лось уходил против ветра, на север, туда, где болота перемежаются с осинниками и старыми вырубками. Казалось, он хотел дороже отдать свою жизнь: не так-то просто будет вывезти его из этих мест.
В чахлом соснячке след неожиданно круто повернул на запад.
— Ты чего? — недоуменно пробормотал Федор. Он осветил след и понял: лось причуял какую-то опасность и не просто свернул в сторону, а отскочил, даже упал на колени..
Кто его испугал? Волки? Но волков нет в этих местах много лет. Берлога? Какой же медведь ляжет в болоте в мелколесье!
Федор решил пройти прежним направлением на север еще немного. Тайга неодобрительно заворчала под новым порывом ветра, но тут же, будто одумавшись, утихла.
В свете фонарика зажелтели сосны. Федор хотел было уж повернуть обратно — мало ли какая блажь пришла в лосиную голову! — как вдруг ветер нанес запах дыма. И он мгновенно почувствовал, насколько устал на этой охоте, намерзся в бесконечно длинную ночь. Нестерпимо захотелось курить. И он побежал навстречу дыму, будто боялся, что где-то там, впереди дотлевает последняя головешка, которая может вот-вот погаснуть.
Скоро Федор очутился возле охотничьей избушки в шесть-семь венцов, с крохотным, чуть розовеющим оконцем. Над односкатной крышей, заваленной снегом, курился дымок. К избушке прислонены широкие охотничьи лыжи, но следов не видно. Значит, охотник пришел еще до того, как улеглась метель.
Федор приблизился к окошку, хотел заглянуть внутрь, но обмерзшее стекло было, как доска. Тогда он подошел к двери, снял лыжи, стряхнул с валенок снег.
Изнутри пахнуло дымом и жильем. На нарах у боковой стены, напротив печки, спал человек, накрывшись фуфайкой. Его двухствольное ружье, прислоненное к стене, стояло у изголовья. Когда луч фонарика коснулся лица спящего, Федор вздрогнул от неожиданности: он, Соловьев!.. Мгновенно выключил свет и затаил дыхание.
Стало слышно, как в низенькой печке, сложенной из дикого камня, потрескивают догорающие дрова, да по-детски сладко посапывает на нарах человек.
Федор подождал, пока глаза привыкнут к сумраку, и осторожно сделал два шага туда, где тускло отсвечивала сталь ружья. Огромная расплывчатая тень руки охотника скользнула по закопченной стене, и вот уже ладонь ощутила холодок стволов. Взяв ружье Соловьева, Федор так же тихо отступил назад, к печке, опустился на чурбак против устья, свое ружье поставил возле двери, а двустволку положил на колени.
«Ну вот, мы и встретились с тобой!» — подумал он, переводя дыхание.
Это случилось восемь лет назад.
Осень срывала с деревьев последние листья, и они — желтые, розовые, багряные — медленно плыли по черной воде лесной речки Терменьги.
Близилась пора большой охоты — промысел красного зверя, и Федор решил проверить, живет ли в верховье семейство выдры, которое он заметил еще летом, когда сплавлял по речке бревна на ремонт дома.
Федор любил таежную осень. И хоть до верховья Терменьги было не близко, он шел легко, не чувствуя ни усталости, ни утомления. Пестрый ковер листвы пружинил под сапогами, и на душе было светло, и верилось, что предстоящая осень будет добычлива.
Но то ли зима ожидалась суровой и звери чувствовали, что речка промерзнет до дна, то ли мало осталось в Терменьге рыбы, но по всем признакам выдры покинули обжитое место: нигде ни свежих следов, ни остатков трапез, а старые «столовые» завалены опавшей листвой и уже чуть приметны.
В двух местах Федор заметил на грязи следы норки, но за норкой стоило ли идти в такую даль?
Много набродили вдоль речки лоси. Они зимуют здесь каждый год — место тихое, кормное. И на лосей можно бы тут поохотиться, только дороги близко нет: и убьешь, так не вывезешь…
Убедившись, что нет смысла забираться сюда на промысел, Федор повернул обратно, срезая углы лосиными тропами. Вот тут-то он и наткнулся на мертвого быка, который лежал поперек тропы.