Проснулся от громкого звериного рева: метрах в двухстах, на поляне высокогорного разнотравья, дрались два медведя. Вернее, не дрались — огромный косолапый верзила нещадно мутузил неосторожно приблизившегося к его «невесте» соперника. Бил до тех пор, пока несчастному не удалось вырваться из богатырских объятий и кубарем скатиться в густые непролазные заросли кедрового стланика. А подружка — причина конфликтной ситуации — все это время совершенно безучастно паслась около дравшихся. Будто и ни при чем была.
Игорь Петрович взял бинокль, улегся на серую глыбу гранита и стал наблюдать за медвежьей свадьбой. Он всматривался в морды зверей — непроницаемо равнодушные, лишенные каких-либо выражений и эмоций даже в это волнующее время. Глядел на медведей и вспоминал встречи с волками и рысями, настроение у которых выдают и богатая мимика, и положение хвоста, и движение всего тела.
…Медведь-верзила тихо подошел к «невесте» и стал ухаживать — так же неуклюже, как и двигался. Осторожно обнюхал ее нос, облизал голову, шею. Заинтересовался боком, спиной и как бы нечаянно оказался сзади… Медведица тут же присела, резко развернулась и закатила нахалу такую увесистую пощечину — да прямо по морде! — что тот обиженно заскулил и лег, обняв голову толстенными лапами с гребенками длинных и прочных когтей. А она, нимало не жалея его, отбежала и снова стала пастись, изредка и незаметно косясь в сторону якобы отвергнутого.
Ох, уж эти притворщицы! Через несколько минут медведица обошла своего обиженного ухажера так, что ветерок понес на него ее запах, и тот снова зашевелился, забыв об оскорбленном самолюбии, стал медленно подходить. И все повторилось… Только на этот раз вместо пощечины были внимание и ласка, да такие горячие, будто один стремился загладить обиду, а другой — забыть ее.
Когда медведи улеглись в высокой траве, Игорь Петрович сел на свою глыбу гранита и вдруг увидел новую необычную красоту. Громадный купол горы заливало поднявшееся солнце. Сверкали разноцветьем темно-изумрудные стланики, блестящие каменистые россыпи, светлая зелень лугов в красных, синих и желтых цветах. А внизу — беспредельные леса, которыми обросли покатые спины старого Сихотэ-Алиня. С поднебесья он представлялся застывшим морем громадных зелено-голубых волн, увенчанных светлыми скальными обнажениями, каменистыми россыпями да пятнами нестаявшего снега. И такой простор был вокруг, и таким светлым был этот огромный дикий мир, что забывалось все иссушавшее нервы и сердце, от чего он бежал на Уссурку.
В тот день Игорь Петрович был на самой вершине горы, у пирамиды, сложенной топографами из камней, видел под собою в пределах уверенного выстрела и медведей, и быков-пантачей, но рука с карабином не поднималась. Вспомнил недавнюю медвежью свадьбу и подумал: «В такое-то время стрелять! По какому же праву?!»
Вдруг совсем рядом: цвырк-цык-цы. Поднял голову — пищуха мелькнула коричнево, а через несколько секунд она осторожно вспрыгнула на камень чуть подальше. Глаза-бусинки блестели. И Игорь Петрович вспомнил блеск очков Пал Семеныча в их последнюю встречу. Шеф сначала улыбался чему-то сокровенно личному. Игорь Петрович не стал дожидаться, когда руководитель сумеет настроиться на служебный лад, стронул его с интимно-поэтического настроя на будничную прозу: «Пал Семеныч, может быть, все же остановиться на отработанном варианте диссертации? Ей-богу, жалко кромсать ее, и время терять не хочется». — «Ах, милый мой, какой вы нетерпеливый! Ну доработаем мы ее! Подождите». — «Ждать без надежды — бесплодно терять время. Есть ли она? Я меряю жизнь не годами, мне месяцы, дни дороги…»
Пал Семеныч облегченно схватил трубку дзынькнувшего телефона и, ответив, расплылся в улыбке: «Здравствуйте, милочка… Обязательно… И я тоже… Конечно, приду…» И замахал Игорю Петровичу: занимайся, мол, своим делом.
Именно в тот день Игорь Петрович решил уехать «для проветривания мозгов» на Уссурку…
Была на горе еще одна прохладная, звездная и задумчивая ночь, а потом снова пошли ночи в оморочке — бессонные и комариные. В третий раз бесполезно просидев в заливе и проплавав по протокам до растворения рассветных красок, Игорь Петрович уже решил выбираться к зимовью, когда совсем неожиданно увидел в небольшом заливе за крутым поворотом протоки крупного пантача. К удаче охотника, бык в то мгновение, когда оморочка вынырнула из-за кустов, опустил голову в воду, срывая пучки широколистной осоки. Пользуясь этим, Игорь Петрович ловко завернул к тенистому устью залива, тихо положил весло и взял в руки карабин.