Стемнело. Нехотя просипел, словно простуженный, заводской гудок. Двери проходной захлопали. Начали выходить хмурые, усталые рабочие. И Федя не решился обратиться к ним попросить, чтобы кто-нибудь из них вернулся в завод и позвал ему первого встречного краснофлотца. Он был уверен, что любой краснофлотец, даже не с корабля Василия, поможет ему.
Рабочие прошли. Из проходной выглянула женщина-вахтер. Она вопросительно посмотрела на Федю, подождала и закрыла дверь, «Вот балда, - спохватился он, ругая себя. - Попросился бы, она и пропустила бы».
Метель прекратилась. Небо очистилось. Высветился молодой месяц и тут же, казалось, смерзся в льдинку. С заснеженных сопок, близко подступивших к городу, скатился хлесткий, как осока, ветер - северняк. Он продул Федю: зуб не попадал на зуб. «Так и околеть можно», - паренек засеменил в сторону продолговатых, низких бараков, чернеющих неподалеку от завода.
Осторожно толкнул дверь ближнего барака. Она, заскрипев, приоткрылась. В длинном коридоре, едва освещенном одинокой лампочкой, никого. На стенах - домашняя утварь: тазы, жестяные ванны, ведра, тряпки. Теснились ящики. В конце коридора виднелась лестница, ведущая на чердак. «Туда бы, - мелькнуло у Феди. - А услышит кто, за вора примут. Но не замерзать ведь... »
Он на цыпочках прошел к лестнице и, взобравшись по ней - оказался в кромешной тьме. Постоял, сдерживая прерывистое дыхание, и почувствовал, как из глубины чердака тянет живительным, домашним теплом, пахнущим угольной гарью. Вытянув руки и нащупывая шершавые стропила, начал медленно продвигаться к этому теплу, пока не наткнулся на кирпичную дымовую трубу.
Обрадовался, как горячей печке, распахнул пальтишко и опустившись на шлак, которым был засыпан чердак, обхватил трубу ногами и руками, прижался к ней всем телом, Его бил озноб.
По чердаку гулял сквозняк. На крыше, прямо над головой скрежетало кровельное железо. В трубе подвывало. По углам раздавались какие-то шорохи, протяжные вздохи ветра. Федя казалось, что кто-то сидит там и тоже мерзнет. Но до трубы добраться не может. Совсем обессилел. «Надо бы помочь, думал он, - но я не могу. Встану - замерзну опять и уже не согреюсь, А так хорошо... »
У Феди начинался бред, сознание его туманилось. Порой он, вздрагивал, открывал глаза, пытаясь рассмотреть что-нибудь в темноте. И не понимал, где он и что с ним.
Откуда-то возникла зыбкая, как сама метель, взлохмаченная старуха - тетка Маримана. С огромным веслом, как у скульптурной спортсменки, она гналась за Федей. Он пытался бежать, но ноги не слушались. Они были как тряпочные. А сумасшедшая старуха приближалась. Она со злорадством голосила прямо в ухо:
-А-а-а! У-у-у! Вот ты где! На Миллионке был. Маримана продал. Меня похоронил. Нет, Прыщ! За все платить будешь. А сполна не заплатишь - прихлопну-у-у-у!...
Федя очнулся. Совсем близко надрывался заводской гудок. В коридоре стучали двери, плакал ребенок, раздавались голоса. «Мне ведь тоже идти надо», - вспомнил он и стал ждать, когда жильцы барака уйдут на работу.
Пока ждал, тяжелый сон одолел его. Проснулся - уже рассвело. Сквозь щели в крыше пробились солнечные лучи. Они пронзили чердак косыми, разноцветными, как у радуги, полосами. В них плавали золотистые пылинки. Он слабо улыбнулся и прислушался - внизу тишина. Ноги затекли, и он с трудом встал.
Кое-как добрался до лестницы. Спустился и ослабел. Коридор показался ему бесконечным, полутемным туннелем, в конце которого заманчиво светлел выход.
Испуганно подумав, что навряд ли выберется из этого туннеля, навряд ли дойдет до этого манящего блеклого пятна, сделал робкий шаг. И внезапно и это пятно выхода, и весь барачный туннель с его низким, давящим потолком, стенами, полом - все закружилось перед ним. И, зная, что и сам теперь закружится и упадет, он ухватился за что-то, подвернувшееся под руку, и это что-то сорвалось со стены, и грохот оглушил его.
Сквозь мутную пелену полусознания он увидел, как одна из дверей, обитая старым судовым брезентом, открылась и высунулось растрепанная голова не то женщины, не то мужчины.
- Что с тобой, Ванюшка? - заспанным голосом спросила голова. - Смотри, на работу опоздаешь - взгреют.