Старший кочегар проделывал все молча. Вид его был грозен. Он будто не замечал присутствия Феди. И только убедившись, что зеркала чистые, хмыкнул:
- Что, притух?
У незадачливого кочегара все лицо было в копоти. Одни глаза блестели виновато. Потерянный, он ждал приговора. И был удивлен, когда услышал в голосе сочувствие:
- Ничего, бывает. Из кочегарки-то не утек, штормтрапснабсбыт.
Федя облегченно вздохнул:
- И не убегу.
- Настоящий моряк вахту не бросит, Корешок.
Глава четвертая. День Победы. ***Побудка тишиной. - Выход на берег. - Песня огненных рейсов. – Сироты***
Девятого мая сорок пятого года Жора и Федя, еще ничего , не зная об окончании войны, крепко спали, намаявшись от тяжелой, ночной работы в трюме.
Последние дни «Ташкент», уцепившись за каменистый грунт обоими корями, грузился мгаченским углем у берегов северного Сахалина.
Береговикии: тальмана, лебедчики, виромайнальщики, команды на катерах-«жучках», матросы на кунгасах - все, в основном женщины и подростки, работали и днем и ночью, забывая, что такое усталость.
Моряки помогали им, добровольно спускались в трюмы штивать - перебрасыватъ лопатами уголь, чтобы как можно больше взять его на борт.
На судне стоял грохот лебедок, свист пара, стон шкентелей- тросов, шорох грузовых сеток, стук гаков, кричали виромайнальщики, нетерпеливо голосили гудки.
И вдруг часов в десять утра шум этот словно свернулся. Непривычная, плотная тишина воцарилась на палубе «Ташкента», в его трюмах. Она разбудила друзей. Затаив дыхание, они прислушались - ни звука. Федя испуганно прошептал:
- Жора, ты слышишь? Там что-то случилось.
Тишина взорвалась дробным топотом ног на трапе вестибюля. Захлопали двери кают. Послышались суматошные голоса:
- Хлопцы! По-быстрому!
- Кто затырил утюг, признавайся?
- Маслопупик, ты мне куртку обещал, где она? Волоки!
- У тебя бриллиантин был, подкинь жменю на волосы.
- На твою щетину галлона не хватит.
- Хлопцы, дождемся, что «жучок» последний кунгас утянет.
- Пусть попробует. Девчата без нас его к берегу не подпустят.
- Нужен ты им. Они сейчас победителей выглядывают.
- А я не обижусь. Правильно делают. Я бы сам сегодня любого фронтовика в объятиях задушил.
- А он после всех смертей только этого и ждет.
Жору с койки будто внезапным креном сбросило. Он, как был в трусах, выскочил в вестибюль. Федя, уже догадавшись, что произошло, волнуясь, бросился за ним. Их встретили дружным хохотом.
- Эх гвардейцы, победу проспали.
- А потом тоже скажут: и мы Казань брали.
- Да что им, молодым да зеленым. Они не такое во сне видели.
- Ребята, моряки ... Да вы что?.. Скажите, между прочим, неужто победа?!-- ошалело сверкая глазами, спросил Жора. И вызвал новый взрыв веселья.
- Не между прочим, а точно!
- Товарищ Сталин сказал? - голос Жоры вздрогнул.
- Для вас товарищ Молотов выступит отдельно. Вы заслужили.
- Кончайте, между прочим, какие шутки! –воскликнул Жора, побледнев.
Чувствовалось, что для него сейчас главное услышать слово - Победа! Хотя он уже понял, что она есть, живет, что война кончилась, проклятые фашисты разгромлены, наступил мир - ему хотелось, чтобы кто-то утвердил в нем это громкое слово - Победа! Все эти годы он ждал его. Оно коротко, как молния, как мечта, которая жила в душе всю войну, помогая выкладывать неокрепшие силенки страдающей Родине.
И, видя его взволнованное лицо, глаза, полные мольбы, моряки в один голос проскандировали:
- По-бе-да! По-бе-да!
Жора кусал губы. Не выдержав, всхлипнул, и скрылся в каюте. Там уткнулся головой в рундук и, стуча кулаком, повторял, как заклинание:
- Кончилась! Кончилась! Она кончилась! Батя, слышишь? Батя ... - Жора зарыдал, вспомнив отца-капитана.
Последний раз он видел его три года назад. Мать привела Жору на причал, от которого уже отходил танкер. Небо было закрыто тучами. Море в бухте волновалось. Отец, подняв воротник черного реглана, стоял на ходовом мостике и в рупор отдавал приказы матросам. Когда полоска воды отделила танкер от берега, Жора вдруг услышал, что отец обращается к нему: