- Васятка - торпедист ... Был на подлодке. Нынче на старый минзаг[1] перевели. А тот ремонтируется.
- Все правильно, это на Луговой.
Они вышли на привокзальную площадь. Федя и глазам не поверил. Ночью проходил - ничего не заметил. А тут, оказывается, такой вид: прямо – огромный памятник Ленину, направо на плоской крыше здания, чем-то похожего на нос парохода, трепетало красное полотнище знамени. Под ним лежал земной шар, опутанный цепью. Над шаром стояла фигура мускулистого рабочего, который размахнулся кузнечным молотом. Федя невольно зажмурился. Ему представилось, что рабочий сейчас так трахнет молотом по цепи, что она вдрызг рассыпается.
На хребте улицы показался вагончик. Он бойко, словно его кто-то подтолкнул, скатывался на площадь.
- Куда телеге! - восхитился Федя.
Вагончик обогнул площадь и остановился. Сами собой открылись двери. Фронтовик легко вспрыгнул. Федя заторопился за ним, но чемоданчик застрял в узком проходе. Пришлось дёрнуть за ручку. Один конец ее вырвался вместе с гвоздиком. Федя завозился, не давая пройти другим. Тощая как щепка девчонка, стоявшая у входа на подставке, поправила большую брезентовую сумку на животе и неожиданно на весь вагон крикнула:
- Деревня! Людям на работу надо, а он под ногами путается. Барахольщик несчастный!
Федю будто кнутом обожгли. Подхватив чемоданчик, он хотел выпрыгнуть. Но фронтовик удержал его и подтолкнул к окну. Они сели. Девчонка-кондуктор дернула разлохмаченную верёвку, протянутую по вагончику. Впереди брякнул звоночек. Трамвай толчком стронулся и медленно поехал в гору.
Скоро на возвышении открылась полукруглая площадка.
В центре ее, перед многоэтажным серым зданием, высилась фигура в купальной шапочке и с мощным веслом в бугристой, как у загребного на кунгасе, руке.
- А это кому памятник? - шепотом спросил Федя, стесняясь говорить громко.
- Это? Это никому. Просто так, от нечего делать слепили, для украшения вроде.
- А зачем весло-то?
- Ну, чтобы видно было, что это спортсменка.
Трамвайчик круто повернулся и бойко побежал по широкой улице. По правую руку показались пароходы. Они будто подо шли к самой улице и пришвартовались. По дымку над трубой он с радостью узнал «Франца Меринга».
- И ты о море мечтаешь? У меня тоже было море. Но война ... - фронтовик говорил с Федей как с равным. - Будешь в Сингапуре, порт такой знаменитый есть, прихвати мне английскую трубку. Была у меня оттуда замечательная трубка, да вместе с рукой потерял. Может, встретимся еще. Ну, мне пора выходить.
За бараками, стоявшими среди луж, Федя отыскал проходную завода. Сразу за ней виднелись тонкие мачты, надстройки какого-то корабля. Забилось сердце: «Не Васяткин-ли?»
Дальше не пошел. Понял, если проходная, без пропуска делать нечего.
Ему повезло. Минут через пять вышли с завода двое краснофлотцев. Один был с винтовкой. Другой - с командирской сумкой.
Федя шагнул им навстречу и взволнованно спросил о брате.
- Чего захотел, малец. Вот к военному коменданту прихватим, разберемся, кто ты есть, откуда родом, как попал сюда, почему морем интересуешься? - скороговоркой проговорил тот, что с винтовкой.
Федя ошарашено взглянул на него.
Но другой решительно сказал:
- Корнев говоришь? Жди, юнга, нарисуем!
Федя напрягся в ожидании: «Неужто сейчас Васятку увижу? Поди, обрадуется! А я гостиницы ему. Поедим вместе. И он меня на корабль к себе возьмёт. Все и уладится... Юнга! Ишь ты, ушлый! А чо?! Глядишь, - он вспомнил фронтовика и пожалел, что того нет рядом, - и юнгой буду. В бескозырке, в настоящем бушлате и тельняшке».
К проходной внезапно устремились рабочие. Они шли от бараков, от трамвайной остановки, выходили из проулков. Как бурные потоки из распадков, стекались к заводу.
Краснофлотцы вернулись. Василия не было.
- Не нашли? – испугался Федя.
Моряк с винтовкой хлопнул его по плечу, произнес с завистью:
- Братишка твой на фронт отвалил, везет людям!
- На какой фронт?! А я-то? – Федя ошеломленно смотрел на краснофлотцев и не хотел им верить.