Анатолий Васильевич оторвался от дневника, рассмеялся и, услышав робкий стук в дверь, приветливо сказал:
- Смелее входите.
Федя вошел и потупился, не зная, с чего начать свое признание.
- А, Корешок пожаловал, - мягко улыбнулся Анатолий Васильевич и тут же поправился: -Заявление в комсомол принес, Корнев? В самый раз.
- Нет, еще не принес, - покраснел Федя, вспомнив, каким уверенным был совсем недавно, когда брал у помполита устав ВЛКСМ, чтобы подготовиться к вступлению в комсомол. – Рано мне еще.
- Чего так? – Анатолий Васильевич посмотрел на него долгим взглядом.
- Мне поговорить надо. Вы Тушкина знаете, Ивана Спиридоновича? - произнес и сам не понял, почему с Тушкина начал, почему он первым пришел в голову!
- Как не знать такого, - нахмурился Анатолий Васильевич. - Знаю хорошо. А зачем ты об этом спрашиваешь, что-нибудь случилось или требуется помощь профсоюза?
- Да Тушкин это так, - смешался Федя, - мне об отце надо рассказать. Я в личном деле неправду написал.
Анатолий Васильевич усадил Федю на диван и присел рядом:
- Выкладывай, что у тебя наболело.
Федя рассказывал сбивчиво и долго. Но когда кончил, будто непосильную тяжесть с себя сбросил и с каким-то тупым безразличием ждал решения помполита.
Тот помолчал, обдумывая что-то, потом заговорил:
- Правильно сделал, Федя, что пришел. Вижу, ты не потерял веру в людей. А это главное. Значит, не только Тушкины да Мариманы встречались тебе. И корни, видно, были хорошие, не зря такая фамилия, - пошутил он. - Вот в этом и зерно нашей жизни советской. Окрепло оно. Растет. И никто и ничто его не сломит, тем более сейчас, после нашей победы. Так что живи, Федя Корнев, врастай всеми корнями в жизнь и будь в ней хозяином. Иди полным ходом вперед и всегда с открытыми огнями. Люди увидят, кто ты и каким курсом идешь. А кто с верного курса попытается сбить - не давайся. Ты не один, тем более сейчас.
Федя поднял благодарные глаза на помполита. Он подумал о Жоре, Юрчике, старшем механике, о всей команде «Ташкента», которая стала ему родной семьей.
В каюту вошел старший механик. Наткнувшись на подчиненного, он приглушенно зарокотал:
- Корнев! Ты почему здесь, кто разрешил вахту бросить?
Выручил Анатолий Васильевич, лукаво посмотрев на Федю:
- В комсомол пришел проситься, не стал ждать конца вахты. Победа торопит. В такую дату вступить в комсомол – на всю жизнь запомнишь.
- Это, конечно, похвально. Но не рановато ли ему?
У Феди и сердце екнуло. «Вот и начинается. Наверно, узнал об отце. Неужто Жора рассказал?»
- Рано? - озадаченно спросил Анатолий Васильевич.
- Да! Ржавчинку имеет. Скрыл проделку дружка своего, Исаева.
- Корнев, а что натворил Исаев? - насторожился Анатолий Васильевич.
- Не знаю! - Федя уже и забыл о проделке друга.
- Он не знает. Ты не видел, как Исаев соленую воду лил в кабель? «Корпус» делал. Вместе работали, - наступал Яков Семенович, поддергивая брючки.
«Когда это было!.. » - с трудом вспомнил Федя и промолчал.
- Молчишь! Я-та, старый дуралей, все судно перевернул, «корпус» в проводке разыскивая. Недавно нашел. Соль закипела в комок. Откуда, думаю. Еле догадался. А этот молчит.
Вон отсюда! Постой, Исаева немедленно сюда. Мы его сейчас с помполитом в канатный ящик запрем.
- Ну, как? - спросил Жора, когда Федя вернулся.
- Там тебя Дед вызывает. Он у помполита, - уклонился от ответа Федя.
- Меня! А зачем?
- Узнаешь! - Федя вдруг рассерчал на друга: «Что теперь Анатолий Васильевич подумает-обо мне?»
Вернулся Жора сам не свой. Ураганом влетел в кочегарку, отшвырнул ногой швабру, которой Федя было собрался драить плиты, и давай ругаться:
- Шестерка! Волосан! Щетина пузатая! Весь обморячился, в ракушках весь, пора в док поставить. Я тебя, тошнотика, выручал, я из тебя классного кочегара сделал, себя не жалел, а ты!
- Чо я? - попытался было спросить Федя, ничего не понимая.
- «Чо я, чо я!» - передразнил Жора, вспыхивая еще сильнее. - Что придурка строишь? «Пойду к помпе про себя расскажу, вывернусь наизнанку, авось полегчает». Честняга нашелся. А сам меня заложил, раскололся, как либертос на первой волне.