- Я?!
- Я, что ли? Кто сказал Деду, что я в кабель воду заливал, между прочим?
- Да я ...
- Вот ты! «Отец, отец!» В тряпочку плачешься. А сам такой же, как твой отец ...
Жора не договорил. У Феди потемнело в глазах. Глухая, необузданная ярость, которую он еще никогда не испытывал, внезапно взорвалась в нем. Он схватил громоздкий гаечный ключ, которым кочегары поджимали головки форсунок, и замахнулся.
- Ты?! На меня?! - опешил Жора. - Да я влеплю-уши к переборке прилипнут. Да ну тебя, шабаш! - И он поспешил убраться к себе, в машинное отделение.
Федя запустил ключ по плитам. Тот с грохотом пролетел через всю кочегарку к борту и плюхнулся в льяло.
Федя упал на ящик и, не выдержав, зарыдал от глухой обиды.
Глава шестая. Вызов океану. ***Шторм. - Трудная вахта. - Авария. - Все за одного***
Шторм хлестанул по скулам «Ташкента» сразу, как только, тот вышел из горла Первого Курильского пролива на простор Тихого океана.
К счастью, Федя успел сдать вахту. Он наскоро помылся, не пошел ужинать и, уже чувствуя, как подступает тошнота, забрался на койку, «Теперь пускай штормит. Впереди целых восемь часов. Можно себе лежать и лежать. Никто не поднимает. Никто не осудит. Это не в Жорином очкуре прятаться. Да и никаких занятий сегодня нет, собрания тоже. А боевые тревоги, по которым надо подниматься и бежать сломя голову на свой пост, отменены. Пройдет время, шторм утихнет, болтанка кончится, и можно будет стоять новую вахту... »
Так успокаивал себя Федя. Но в душу вкрадывалось сомнение - выдержит ли: «Рейс-то какой! В Америку. Через весь океан. Суток пятнадцать, а то и больше придется идти без всяких заходов. Это же сколько вахт! А если все время океан качать будет-вывернет всего наизнанку. И тогда вся команда увидит, какой я моряк на самом деле».
Он вспомнил профсоюзное собрание, которое было перед началом рейса. Тогда помполит сказал:
- Это у нас первый рейс через океан в мирные дни. Но расслабляться не следует. Японцы еще воюют с Америкой, и кто знает, что у них на уме. И второе. Родине сейчас нужен хлеб. Мы идем за пшеницей. Наша задача - доставить ее в кратчайший срок. Каждая вахта должна бороться за мили. Чем больше пройдет - тем лучше. Скорость вращения лага за кормой зависит от рулевого, от машиниста и кочегара.
Тогда Феде показалось, что при последних словах Анатолий Васильевич взглянул именно на него, словно спросив: «А ты, Корнев, не подведешь?»
- Эх, откуда взялся этот штормяга на мою голову! - вздохнул Федя. Он попытался уснуть, но не мог: все думал, как избавиться от морской болезни.
Пока у него был один выход, который посоветовал когда-то Жора, - отлеживаться. Так он и делал. О слабости его, кажется, никто не догадывался. Всегда выручал Жора. И что только не выдумывал, чтобы прикрыть Федю. Бывало, вахтенный механик спохватится: куда, мол, Корешок, запропастился? Жора, не моргнув глазом, тут же придумает. И всякий раз другое. То у него Федя выбежал на верхнюю палубу, чтобы развернуть раструб котельного вентилятора к ветру. То вдруг скажет, что у того после несвежего компота произошло расстройство желудка. А то, не придумав ничего подходящего, расскажет совсем уж невероятную историю, слушая которую, даже сам старший механик забудет, о ком и о чем спрашивал.
На этот раз, если проклятый шторм не кончится до начала вахты, Феде придется надеяться только на себя.
Закадычные друзья как рассорились, так ни в какую не желали мириться. Жора больше не забегал в кочегарку и не пел свою песню про «гвардии вахту». В каюте не разговаривали. В душевую после вахт вместе не ходили, хотя до этого любили натирать спины друг дружке. В столовой, удивляя всю команду, которая не знала причины их распри, садились за разные столы. А когда они неожиданно сталкивались в тесноте машинного отделения, Феде казалось, что Жора, хмурясь, так и хочет сказать ему: «Я, между прочим, таких в упор не вижу!» «Сам обидел. Батей попрекнул», - думал Федя, тоже «держа» характер.
Он все не мог заснуть, а потом из столовой вернулся Жора.
Щелкнул своим ночником и начал не спеша раздеваться, что-то мурлыкая.