- А вышло, что сам Степан будто вредительство допустил, - выдохнула тетка Аксинья, как стон, - оговорили, а ты знал, что бон едва держится. Ржавый был весь. Еще от японской концессии достался. Заступиться бы тебе тогда, выгородить друга. Так нет, туда же: японцам Корнев продался, вот и лес погубил ... Враг народа!
Федя, вздрогнув, закусил уголок шершавого одеяла. «Выходит, и не виноват тятя!»
- Не ляпай, что не следует! - гневно осадил Тушкин жену, тяжело как медведь, заворочавшись в кровати. - Много мы знаем. Сказано, враг народа - значит, так оно н есть.
- «Так оно и есть», - передразнила тетка Аксинья. - А мы близкого человека, с которым прожили столько лет бок о бок, выходит, не знали, не верили ему. Завистники наговорили, а ты, друг ...
- «Друг!» Нашелся друг ... За такого друга по головке не поглядят. Чтобы больше не слышал, а то ляпнешь при ком-нибудь, все мои старания не помогут.
- Какие у тебя старания? Ну что, скажи, тебе Федюшку-то не устроить? Он-то при чем?
- Говорят тебе, чтобы к нам поступить, надо иметь партийные рекомендации.
- Это малолеткам-то?
- Всем!
- Что ж не дашь, ты же партиец?
- Нашла дурака. А кто отвечать будет?
- За что отвечать-то, опять в толк не возьму.
- Куда тебе с твоим бабьим умом. Чей он сын? .. Мало ли что...
- О господи! Мальчонка-то в чем виноват? Постоять за человека не можешь. А туда же - начальство! Пыль в глаза пустить - это ты мастер. Еще форму морскую напялил. Ну какой из тебя моряк, прости господи! в этом ты весь ...
- Зачехлись ты! - рявкнул Тушкин.
В спальне наступила тишина.
Федю душили слезы. Стыд, боль, унижение терзали его. «Вот кто тятьку предал. И мамка говорила, что тятька не виноват, что ошибка вышла. А я не верил. Выходит, я тоже тятьку предал. А Васятка - нет и мамка- нет. А я к этому Тишкину за помощью обратился. Родственник! Нет уж, пропаду, лучше - чем такому кланяться буду».
Ни одной минуты не мог он оставаться больше в квартире Тушкиных. Откинув одеяло, поднялся. В коридоре снял с вешалки пальтишко, кепчонку, подхватил легкий чемоданчик и не одеваясь, вышел и побрел по пустынной улице, не зная куда.
Наступил рассвет. Ветер все еще куражился на улицах. Гнал по булыжникам жухлую листву, ломал слабые ветки деревьев и расшвыривая их по подворотням.
Глава третья. Скиталец. *** Билеты на вечерний сеанс. - «Братишка». - Пачка сигарет «Кэмел» - Драка под аркой. - Случайный покровитель.***
Вот уже более часа Федя топтался возле кинотеатра «Уссури». Шёл фильм «Она защищает Родину». До начала последнего сеанса оставалось несколько минут. Но у входа все еще толпились. То и дело спрашивали: «У вас, случаем, нет лишнего билетика?» У Феди был. Но он стеснялся предложить. А знал, что если не продает, то завтра будет голодным .
От бездомной жизни одежонка Феди поистрепалась. Пальтишко с взлохмаченным воротником было едва застегнуто: невесть как уцелели две пуговицы. Кроме своего прямого назначения оно по ночам служило Феде и подушкой, и подстилкой, и одеялом. Штанины затвердели от засохшей грязи. Подошвы хваленых американских ботинок, не выдержав слизистых туманов, накрывавших Владивосток чуть ли не каждый день, расползлись, как намокший картон. Кепчонка-восьмиклинка, тоже нависла на уши.
Да что одежонка - сам запаршивел. Бледное лицо покрылось прыщиками. Нестриженые волосы забились просоленной уличной пылью и кустились, как придорожный бурьян.
Федя забыл, когда ел досыта. Деньги, которые привез с собой, старался экономить. На базарной толкучке, что звалась Семеновской, покупал у старушек, горестно смотревших на него, то вареник с картошкой да луком, то кусочек вареной рыбы, то стакан молока, а то просто горсть кедровых орехов или маслянистых соевых бобов.
Когда деньги кончились, продал чемоданчик со всем барахлом в нем. Но выручки хватило ненадолго. Дальше пришлось выкручиваться – не помирать же с голоду. Вот и додумался перепродавать билеты, как делали это бойкие городские мальчишки.