А катер уже мчался к берегу, прыгая с волны на волну, как ловкий спортсмен с трамплина.
Ким Гун Ок сдвинул на затылок фуражку и медленно отер пот со лба. Там, где только что уверенно держался на воде огромный вражеский корабль, была странная пустота. И в бинокль можно было видеть маслянистые темные пятна, выступившие на поверхности моря. Это все, что осталось от крейсера, пошедшего ко дну.
Через неделю на улицах Пхеньяна — древнего красивого корейского города — появились портреты двух моряков. Мужественные, открытые лица смотрели с плакатов на стенах домов.
Маленький Иль Ен, шедший с матерью на базар, вдруг судорожно схватил ее за руку:
— Это наш папа! Папа! Почему везде висят его портреты? И откуда у него появилась такая красивая звездочка на груди? А рядом с ним дядя Ван Гын. Помнишь, он приходил к нам в гости и ты пекла такой вкусный тог?
И мать, смущаясь под взглядами остановившихся прохожих, отвечала тихо и взволнованно:
— Я еще не успела прочитать, что здесь написано. Но, кажется, он стал героем, наш папа…
К матери и сыну подошел старый человек. Он взял за руку Иль Ена и подвел его к портрету отца.
— Американский крейсер пошел ко дну, потому что есть настоящие герои у нашего корейского народа! — сказал он внушительно. — Запомни это, внучек, и будь таким, как твой отец…
И толпа, собравшаяся вокруг них, горячими рукоплесканиями приветствовала жену и сына героя.
ВСТРЕЧА НА ДОРОГЕ
Ким Кван Су не собирался воевать. Он был мирным земледельцем. Он лучше всех в деревне Зеленая Гора пахал мягкую красноватую землю, выращивая яркую зеленую рисовую рассаду на поле своего старого отца. Он считался отличным охотником и прошлой зимой подарил черноглазой соседке Цу Дза десять отборных беличьих шкурок. Дробинки попали белкам точно в глаз, и голубоватые шкурки нигде не были попорчены.
Ким Кван Су строил неподалеку от отцовского дома собственное жилье. Еще весной он взял долгосрочную ссуду в Государственном банке и возвел стены уютного домика, где они собирались жить вдвоем с Цу Дза. А его молодая невеста ткала яркий ковер, чтобы повесить его в самой большой комнате, и плела из рисовой соломы мягкие желтые цыновки для будущего жилья.
Молодые люди решили пожениться в октябре, после праздника урожая. Цу Дза уже примеряла перед зеркалом свой свадебный убор — длинные старинные серьги, которые блестели от камешков, похожих на дрожащие росники. Ким Кван Су смотрел на букетик цветов, сделанных из пестрого шелка, который каждая невеста в Корее прикрепляет к волосам в день свадьбы, а потом представлял себе длинный стол, покрытый красной скатертью и уставленный множеством разной вкусной еды. Невеста, по обычаю, обязана была просидеть несколько часов подряд перед этим столом, символизирующим богатую, счастливую, сытую жизнь в доме будущего мужа. Лицо ее должно быть строгим. Она не смеет улыбаться в эти торжественные минуты — так учит древний обычай. А Цу Дза так звонко смеялась, примеряя убор невесты, что Ким Кван Су не мог, как ни старался, представить себе ее грустной и сосредоточенной за красным столом.
— Это старый, плохой обычай — грустить! — весело говорила Цу Дза своему жениху. — А мы будем смеяться на на шей свадьбе.
…Вспоминая этот ласковый вечер, последний мирный вечер, Ким Кван Су глухо застонал и теснее прижался лицом к мягкой, прохладной земле. Сюда, в самую чащу леса, он забился, как раненый зверь, выслушав страшный рассказ своего односельчанина, партизана, пришедшего в расположение их части. Бородатый седой человек говорил обступившим его солдатам, что американцы несколько дней тому назад ворвались в деревню Зеленая Гора, что они искали партизан и подвергли крестьян жестоким пыткам, желая выведать, где находится партизанский штаб. Но в деревушке не нашлось ни одного предателя. Тогда американские звери согнали крестьян в школу, облили здание со всех сторон бензином и подожгли. Когда школа запылала и оттуда донеслись крики заживо горящих людей, американцы захохотали. Потом они подожгли деревню и ушли.
Старый партизан обвел глазами солдат и, увидев бледное лицо Ким Кван Су, прочитал мучительный вопрос в его глазах.