Приближался, наконец, тот час, который назначил для своей лекции на заставе лесовод. Однако никто в Большом Тазгоу — ни рыбаки, ни женщины, ни дети — лесовода не видел.
Но рыбаки рано вышли в море, а женщины с полудня собирали морскую капусту. И только дети с нетерпением ждали его все утро, играя на косе у бухты. Как железо, нагревался песок.
И ждать так долго было бы трудно детям, если бы вместе с ними не играл океан, — для них стучал он о камни скелетами морских ежей, для них покрывался блеском и поднимал над водой головы любопытных нерп. Наконец для них загнал он в мелкую бухту большую стаю корюшки.
Тысячи рыбок с прозрачным, бледным телом, как иглы, сновали туда и сюда.
— Они уйдут! — закричали дети.
Они уйдут, Ти-Суеви! — повторила Натка их крик. И Ти-Суеви вдруг вспомнил, что вчера его выбрали старшиной.
— Они не уйдут, — сказал он. — Принесите мне в лодку камень, веревку и жестяную банку из-под бобового масла.
Дети принесли эти вещи и положили в лодку, где уже сидел Ти-Суеви.
Он погрузил весла в воду и поплыл.
На середине бухточки, в том месте, где в море сбегал ручей, Ти-Суеви остановился.
Он привязал камень к банке и осмотрел ее. Она была из новой жести — большая, в два ведра. Он бросил ее в море и, раздевшись, прыгнул за ней. Тяжелая вода раздалась под ним лишь немного. Она не пускала на дно. Он ударил ее головой, растолкал, назвал старой чертовкой, начал рыть ее, как песок. С легким плеском море уступило мальчику. Вода, легонько сжимая его, проводила до самого дна. Ти-Суеви открыл глаза. Банка стояла на самой струе ручья.
Ти-Суеви немного послушал. Густой звук далеко тянулся в воде. Банка гудела прекрасно.
Тени серебряных корюшек прошли по рукам Ти-Суеви и исчезли. Бледные рыбки с огромными ртами остановились, не смея плыть дальше. Этот звук, похожий на хрипенье дельфина, пугал их.
Ти-Суеви поднялся наверх. Он влез в лодку и поплыл назад к берегу. Несколько женщин уже стояли там, наблюдая за стаей.
— Неплохо, — сказали они Ти-Суеви. — Она постоит тут долго. Мешков тридцать можно насушить. Пусть только вернутся рыбаки.
Рыбаки рано вышли в море.
Что мог им ответить Ти-Суеви? Он сделал только то, что должен был сделать шкипер: вытер брызги с лица и посмотрел на солнце.
— О! — сказал недовольно Ти-Суеви.
Он слишком долго провозился с корюшкой. Уже пора было идти на заставу.
Ти-Суеви первый напомнил об этом всем детям и Натке, хотя еще со вчерашнего дня был на нее сердит. Она оказалась плохим помощником для лесовода — хуже, чем самая старая женщина из Большого Тазгоу.
Дети уже неслись по каменной тропинке к заставе, шурша листьями дубовых кустов. А Ти-Суеви и Натка пошли по берегу моря. Она не любила взбираться на гору, по острым камням. Она любила ровные места, и Ти-Суеви легко находил для нее и такие.
«Хорошо, — думал он, шагая за Наткой по тяжелому песку, — если б и старые женщины из Тазгоу послушали лесовода. Но кто же тогда разведет под котлами огонь?»
Рыбаков же сегодня не было. В море у трех скал, у Каменных Братьев, снова появилась иваси. Еще на заре все шаланды вышли из Тазгоу. Только один ленивый Лимчико, как обычно, сидел на пристани и курил, собираясь отвести на буксире пять пустых кунгасов.
— Не хочешь ли ты, — спросил он у Ти-Суеви, — чтобы я отвез тебя с Наткой домой?
— Нет, — ответил Ти-Суеви, — мы пойдем на заставу слушать, что скажет нам лесовод, приехавший из города. Ты не знаешь, Лимчико, где он? Я его нигде не видел.
Но Лимчико не ответил. Он только выпустил дым изо рта, так как даже сказать «не знаю» было ему лень.
Ти-Суеви и Натка одни отправились на заставу. Они прошли поле, лежащее в долине, подошли к яме, где недавно играли в камни, и тут постояли над ней.
— Поиграем, — сказала Натка.
Ленивый Лимчико сидел на пристани и курил.
Они заглянули в яму. Там было сыро после вчерашнего ливня, много камней обвалилось, и на дне ее, на влажной глине, виднелись следы толстых деревянных подошв, какие носят в Тазгоу только одни старухи.
— Кто-то тут был недавно, — сказал Ти-Суеви.
— Не старуха ли это Лихибон? — спросила Натка. — Ей зачем-то нужны камни, которые я нашла здесь.
Натка вынула из кармана камешки, с которыми с тех пор не расставалась, и положила их на ладонь. Солнце ударило вдруг по кремню, и он заблестел, как соль.
— Быть может, это золото? — сказала она.
— Может быть.
Ти-Суеви медленно закрыл глаза. Он хотел представить себе эту яму полной золота, но не мог, так как никогда не видел его.