Филомена фыркнула и принялась за кофе, попутно жуя тартинку и глядя на гравюру в рамке. На гравюре был изображен генерал Буланже верхом на боевом коне.
– Привет, Жорж. Ты один для меня свет в окошке, шалунишка! – бодро повторила толстуха ритуальную фразу.
Надев шерстяное пальто, шапку и шарф, Филомена Лакарель, готовая к сражению с северным ветром и ледяным дождем вперемешку со снегом, покинула домик на улице Пьера Леско.
Мнимый слепой, прозванный коллегами-попрошайками с паперти церкви Святого Евстахия «папаша Гляди-в-Оба», уже занял рабочее место на ступеньках, пристроив на коленях деревянную плошку для подаяния. Единственной защитой от ледяного ветра ему служили литр красного и большой деревянный щит с прикнопленными объявлениями. Эти исписанные от руки бумажки он читал в который раз, чтобы скоротать время.
– Басонщик наймет подмастерье, разносчика заказов, подручную швею-жилетницу, обшивщиков шнуром… Требуются официант, умеющий открывать устрицы… кучер… девицы от тринадцати до пятнадцати лет помощницами в плиссировочную мастерскую, жалованье один франк за… Рабы, вот кто вам требуется, ага, бессловесные твари, которых, ежели что, можно на улицу вышвырнуть. Да здравствует вольный труд!.. Черт, бочка в галошах катится, сейчас опять начнет полоскать мне мозги своим Буланже! – Папаша Гляди-в-Оба торопливо подвинулся поближе к своим.
Филомена Лакарель тоже заинтересовалась объявлениями.
– Устрицы – фу, какая гадость, желе, только соленое. И проку от них никакого: сколько ни съешь – не наешься. Эй, папаша Гляди-в-Оба, как нынче денёк, задался с утра? – крикнула она нищему.
Тот поежился и вздохнул:
– Ох, и не спрашивайте, как мыкал горе, так и мыкаю. Все святоши – сквалыги редкостные, а благословениями я уже сыт по горло. Только ими и сыт, ага. Эх, беда-огорчение… Жалкий я, несчастный, жертва злой судьбы!
– Ничего, народ пойдет с вечерни, и воздастся вам. А пока вот кладу вам два су, припрячьте их поскорее. И не теряйте веры! Господь всем нам посылает испытания, вы только вспомните бедного генерала Буланже – он, между прочим, умер, а вы-то живехоньки.
– Да уж, повезло мне сказочно, – пробормотал папаша Гляди-в-Оба.
– Когда почувствуете, что вера вас покидает, напойте «Возвращение с парада» – это придаст вам бодрости!
Филомена вошла в церковь, под величественным сводом которой всегда чувствовала себя карлицей. Ее восхищал настенный декор этого храма, но еще больше захватывала воображение гробница Кольбера[25]. Напротив нее Филомена и преклонила колени, напевая под нос любимую песню:
Она от всего сердца возблагодарила Кольбера и Буланже за то, что ей предоставилась возможность списать восхитительные рецепты из «Трактата о конфитюрах», одолженного Эфросиньей Пиньо, поднялась, осенила себя крестным знамением и направилась к клиросу поставить свечи за упокой кузена и генерала Буланже. После этого Филомена распростерлась у подножия статуи Богородицы.
– Радуйся, Мария, благодати полная[26]…
Дальнейший текст молитвы перемешался у нее с наставлениями, почерпнутыми в рецепте по приготовлению конфитюра из кураги:
– Вымачивать несколько часов два килограмма кураги в четырех литрах воды, благословенна Ты между женами , перелить воду и пересыпать фрукты в котел с тремя килограммами сахара, благословен плод чрева Твоего , когда сироп закипит, да приидет царствие ваше , дать остыть и переложить в горшочки, аминь . Прости, Пресвятая Дева, конфитюры – мой маленький грех, на ближайшей мессе непременно прочитаю «Аве» десять раз, молись за нас, грешных …
Коричневые башмаки обошли вокруг кропильницы. Двое прихожан в полуобморочном состоянии замерли у клироса, а на входе вокруг церковной кружки для пожертвований бродил нищий старик, притворявшийся слепым. И буланжистка тоже была здесь, в глубине храма…
25
Жан-Батист Кольбер (1619–1683) – французский государственный деятель, интендант финансов при Людовике XIV.