Какое-то время Бринкман все это выслушивал. После третьего отказа он взорвался.
— Меллер, через двадцать минут вы вместе с Херетом должны быть в госпитале святой Елизаветы в Линдене, мужское хирургическое отделение. Это приказ!
Он швырнул трубку. Еще одиннадцать месяцев. Достал сигарету и закурил; не обращая внимания на сердитые взгляды сестры.
— У вас в больнице есть какой-нибудь художник? — спросил он. — Ну чтоб он мог изготовить пару рисунков, на которых можно было бы узнать человека?
Он положил на стол газетную вырезку.
— Если и есть, то только внизу, в управлении.
Сестра разглядывала фото в газете.
— Один из них совершил наезд на Штроткемпера… возможно, совершил, — поправился он. — И если в вашей истории с инсулином что-то есть, то, значит, впоследствии он побывал и здесь.
— Но они совсем не похожи на убийц.
— А кто похож на убийц, сестра? Небритые, свирепые типы?
Монахиня улыбнулась, как школьница. Она еще раз взглянула на фотографию.
— Вот этого человека, кажется, я где-то видела.
— Какого? — быстро спросил Бринкман.
Лишь теперь он сообразил, что не предъявил фотографию персоналу.
— Вот этого, с тяжелой челюстью и торчащими ушами.
— А это, сестра Хильдегард, Ханс Эллердик, наш бургомистр!
Она проводила его по коридору туда, где он мог бы дождаться своих людей. В конце коридора, как всегда, сидели под окном махровые халаты. И, естественно, курили.
— Ой, — воскликнула сестра, — папаша Мертенс. О нем я совсем забыла. Это сократит вам по крайней мере одну дорогу, господин комиссар. Тот пожилой господин в красно-синем халате числится в вашем списке. У него не осталось никого из родных, и через каждые три-четыре месяца он просит врача дать ему направление в больницу.
Они подошли к группе. Махровые халаты тут же выбросили сигареты в окно. Карл Мертенс спрятал свою в кулаке.
Монахиня попросила его следовать за ней. По пути старик сунул сигарету приятелю и покорно зашлепал за сестрой.
— У меня несколько вопросов к вам, господин Мертенс, — начал Бринкман после того, как старик медленно уселся к столу. — Вы ведь находились здесь в сентябре, так?
— Да, в сентябре был. У меня тогда что-то разболелась спина, господин комиссар. Я еле ходил. Поэтому доктор Шюр-хольц и отправил меня сюда. Я тогда еще ему сказал: все, что угодно, только не больница. Но он решил, что больше мне ничто не поможет. Тут уж пришлось смириться, господин комиссар.
Когда он говорил, голова его тряслась, как у черепахи на заднем стекле бринкмановского автомобиля.
— Вы меня неправильно поняли, господин Мертенс. Единственное, что меня интересует, это пациент, лежавший тогда в палате интенсивной терапии, Эмиль Штроткемпер. Может, вы помните его.
Мертенс перевел дух.
— Знаете, господин комиссар, — ответил он, — я его вообще ни разу не видел. Он ведь не выходил из палаты.
— А тех, кто его посещал, вы видели?
— Тех, кто посещал, да. Его много посещали. Молоденькая такая девушка, она приходила почти каждый день. Все наши ребята вылупляли глаза, когда она приходила.
— Это была внучка Штроткемпера, господин Мертенс. А больше вы никого не видели?
Мертенс подумал. Его голова затряслась чуть сильнее.
— Нет, больше я никого не видел.
А если так будет все семнадцать раз, подумал Бринкман. Он извлек из кармана газетное фото и положил на стол перед стариком.
— Вы видели кого-нибудь из этих людей? Я имею в виду здесь, в больнице?
Мертенс прищурил глаза, держа вырезку на расстоянии вытянутой руки.
— Я должен принести очки, господин комиссар, — сказал он. — Иначе ничего не получится.
Через три минуты он снова появился в раздаточной. Древние ветхие очки украшали его птичье лицо.
Бургомистра он узнал сразу.
— Но вы ведь не его разыскиваете, господин комиссар, правда?
Бринкман подтвердил. Папаша Мертенс уставился на остальных.
— Вот этого, с седыми волосами, его я видел здесь. — Палец старика ткнулся в лицо Лембке. — Он был здесь в коридоре. Я даже ехал вместе с ним в лифте, хотел спуститься в киоск и купить сига… э-э, бутылку воды.
— Вы в этом абсолютно уверены, дедушка Мертенс? — вмешалась сестра Хильдегард, до тех пор молча стоявшая у буфета.
— Уверен вполне, сестра. Я даже помню день, когда все это было. Помните этого здоровенного, с аппендицитом, как он боялся, когда ему делали клизму. Вы сами нам рассказывали, и мы смеялись до упаду над перевязанной головой. В тот день это и было.