Профессор, которому было уже за шестьдесят, вздохнул:
– Еще раз приношу свои извинения, не представляю, как такое могло случиться, я же сам все расфасовывал, положил отдельно, и на тебе, попутал.
– Ну ничего, бывает. Главное, больше не ошибаться.
– Нет, подобного не повторится.
– Хорошо. Значит, партия боевого препарата готова.
Специалисты переглянулись, и профессор удивленно проговорил:
– Как вы сказали, боевого?
– Я так назвал усиленный эфербон.
– А ведь вы правы, это действительно боевой препарат. Его уже испытывали на людях?
– Начали испытания.
– Но результаты есть?
– Кое-что есть, и я могу вас поздравить, вы сделали то, что еще не удавалось никому. Но говорить о том, каковы будут окончательные результаты, рано, сейчас можно лишь констатировать, ваш труд не пропал даром.
– Это радует.
– Извините, господин Хатини, а надбавка к вознаграждению в данном случае не предусмотрена? – спросил ассистент, поводя хитрыми, жадными глазами.
– Надбавка – нет! Контракт есть контракт, его условия прописаны четко, оговорена сумма, которая и будет выплачена. Но поощрение вы заслужили.
– И в чем заключается это поощрение?
– Думаю, оно придется вам по вкусу. Я решил дать вам женщин.
– Мне это не надо. Лучше хорошего коньяка, – усмехнулся Глиняк.
– Будет коньяк, – кивнул Хатини и повернулся к ассистенту: – Вам тоже не нужна женщина, Мацей?
– Ну что вы, но… смотря какая.
– Хорошая женщина, ласковая, покорная, молоденькая, ей семнадцать лет, но она уже опытна в разнообразном сексе.
– Семнадцать лет? Европейка?
– Нет, местная.
– О, это же прекрасно, боялся вам говорить, чтобы не обидеть, но я очень хотел бы поиметь местных женщин.
– Ну так получите ее сегодня же вечером. И она может жить у вас в отсеке, причем столько, сколько нужно. А вы можете с ней делать все, что хотите. Если нравится, то и плеткой хлестать, и даже задушить, если она сделает что-то не так.
– Задушить? Вы имеете в виду убить?
– Да, после вас ей все равно не жить. Так что ее судьба полностью в ваших руках. Может быть, и профессора соблазните?
– Нет, благодарю, я лучше коньяку вечером в прохладной комнате, – поднял вверх ладони Глиняк.
– Я слышал, что у европейцев употребление спиртного в одиночку является признаком алкоголизма.
– Я не алкоголик, но и компаний не люблю. Шума не люблю.
– А это не отразится на вашей работе?
– Нет, я знаю меру.
– Прекрасно, будем считать, договорились. Вам – коньяк, столько, сколько нужно; вам, Мацей, – девушка.
– Как ее зовут? – облизав губы, спросил ассистент.
– Адиля. Она вам понравится.
– И сможет жить со мной, сколько я захочу?
– Да, вы будете ее владельцем, а она вашей вещью. Надоест или не устроит, скажете, заменю, но уверен, этого не произойдет.
– Отлично, значит, уже сегодня вечером Адиля будет у меня?
– Вы увидите ее, вернувшись в свой отсек.
– Превосходный подарок, спасибо!
Хатини достал пачку американских сигарет, прикурил одну и открыл дверь:
– Да, жарковато, но скоро все изменится. Я оставлю вас, а вы продолжайте работу. Режим таков: партия в сто таблеток боевого эфербона, такая же партия – обычного. Это дневная норма. Увеличите ее – получите еще поощрение. Да, насчет денег за август. Они уже переведены на ваши счета. Хотите проверить, я предоставлю такую возможность.
– Мне бы телефон спутниковый, господин Хатини, всего на несколько минут, справиться, как там, в Польше, поживает моя сестра, – попросил профессор.
– Это исключено. Не обижайтесь. Но я привык исполнять условия контракта.
– Понятно. Жаль!
– Мне тоже. До установления нового кондиционера можете отдохнуть, но выходить из лаборатории нельзя. Удачи, за партией придет мой человек.
Хатини вышел из здания. На улице в тени казалось прохладнее, чем в лаборатории, хотя термометр показывал около сорока градусов. Отойдя от здания, он выбросил окурок, усмехнулся. Со стороны, наверное, это показалось бы странным, но его никто не видел. «Поговорить с сестрой надумал, старый пень. Посмотреть бы на твою сестру, когда в трубке городского или сотового телефона она услышит голос покойника. Для родственников Глиняка и Росицкого оба погибли от лихорадки, полученной в африканских джунглях, когда «завербовались на работу», – с насмешкой подумал Хатини, а вслух проговорил:
– Точно, старуху разбил бы инфаркт. А может, она не старуха?
И вздрогнул, услышав за спиной голос заместителя:
– Это с кем ты разговариваешь, Асад?
– Галал? Не слышал, как ты подошел, – резко обернулся Хатини.
– Потому что я умею ходить бесшумно.