Дверь раскрыта‚ чемоданы по комнате разбросаны‚ шкаф нараспашку: наконец–то квартира может заглянуть к Кукиным. Сидят Кукины рядышком на стульях‚ словно у фотографа‚ и сеточка для волос набок сбилась.
– Пройдите‚ граждане‚ по комнатам‚ – просит штатский. – Ничего особенного.
– Это для вас ничего особенного‚ – говорит жена Лопатина.
Мужчина пригляделся внимательно и вдруг просиял:
– Софья Ароновна! Голубушка...
Смотрит Софья Ароновна – ее пациент. А он уже рот разинул‚ тычет пальцем в свои кривые зубы.
– Болит? – спрашивает Софья Ароновна.
– Болит‚ проклятый. Месяц как болит. Да ведь зайти некогда! Крутишься‚ крутишься. Что днем‚ что ночью! Может‚ запломбируете? – вежливо так‚ боязливо. Зубной врач страшнее страшного.
– Придете завтра‚ – говорит сурово Софья Ароновна. – Рвать будем.
Он и задрожал.
Долго они возились с чемоданами‚ до пятого часа ночи. Никто не ложился. Кучкой сидели на кухне‚ поближе друг к другу‚ говорили тихо‚ как при покойнике.
Потом их увели. Кукин хотел за руку попрощаться – не дали. Кивнул головой‚ жена кивнула, все в ответ закивали. А кошка Машка уж на что не любила Кукину: жадная‚ обглоданной косточки не бросит‚ а тут подняла хвост кверху‚ гордо прошла мимо штатского‚ о ногу Кукиной потерлась. Та – в слезы‚ няня – в слезы‚ Самарья – в слезы‚ бабушка Циля Абрамовна тоже в слезы: увидела воочию бабушка‚ как сына Гришу арестовывали. Дверь отворили‚ тетя Мотя перекрестила‚ дверь затворили.
Вещи увезли‚ комнату сургучом опечатали. В понедельник утром приполз старик Кукин на свой боевой пост‚ а сторожить нечего.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1
– Чья это ра-ра-ра...?
Ивана Егорыча будто палкой по голове ударили. Глаза вывалил‚ лысина красная‚ челюсть дрожит: страшно смотреть.
– Чья это ра-ра-ра… я спрашиваю?
Тишина в классе напряженная. Как на экзамене.
– Какая ра-ра-ра‚ Иван Егорыч?
Староста класса‚ рыжий Вячик. Вежливо так‚ ласково‚ будто с больным.
– Чья это ра-ра-бота?.. – выдавливает Иван Егорыч и тычет указкой в Индийский океан.
Поперек океана матерное слово. Короткое‚ как выстрел в упор. От Мадагаскара до Австралии через все острова.
– Это не мы... – пугается рыжий Вячик.
– Это не мы... – шелестит класс.
– Борисенко!
– Чего? – вскакивает Витька.
– Где брат?
– Не знаю... Заболел‚ наверно... Я у тетки ночевал. Честное слово!
"Честное слово" – это он напрасно. Сразу видно‚ что врет. Но нет на месте Кольки Борисенко‚ и подумать не на кого. Колька старше других года на три‚ и среди буйной мелюзги с ее детскими делами и заботами живет нормальной жизнью взрослого мужчины: курит‚ пьет‚ гуляет с женщинами. Иван Егорыч уже звонил в военкомат‚ уже просил забрать Кольку в армию. А как его заберешь? Надо сначала из школы выгнать‚ а выгонять не за что. Он и учится нормально‚ и дисциплину не нарушает – повода нет. А вдобавок у Кольки еще и эпилепсия. В детстве под грузовик попал‚ когда на коньках за машины цеплялся. Как же его в армию брать для защиты рубежей‚ для укрепления обороноспособности‚ для устрашения врагов наших‚ ежели у него в любую минуту припадок может случиться?
– Кто?.. – шепчет Иван Егорыч‚ взмахивая указкой‚ и теперь уже кажется‚ что не его ударили‚ а он сейчас ударит. – Кто написал?!
И неотвратимость нависает серым‚ душным облаком‚ неотвратимость сгущается и становится осязаемой: унижающая неотвратимость наказания.
– Это не я! – кричит с места Саша Антошкин‚ кричит визгливо и отчаянно‚ будто дурачится‚ а он вовсе не дурачится‚ хочет поскорее освободиться от подозрения. – Правда-правда‚ не я...
Главное‚ не засмеяться. Засмеялся – пропал. "Ты!?" – взъярится Иван Егорыч и с хрустом сломает указку. Он их всегда ломает в этот момент‚ будто физически расправляется с обидчиком. Иди потом доказывай‚ что это не ты‚ когда указка уже сломана. Пропади она пропадом – проклятая привычка улыбаться не к месту‚ не вовремя‚ когда тоской щемит сердце‚ а рот сам собой растягивается в бессмысленной предательской улыбке. В прошлом году их класс перевели на один урок в биологический кабинет. От перемены обстановки все взбесились. Идиотизм созревания вырвался наружу. Полетели по залу гербарии‚ запрыгали по столам пыльные чучела‚ начались стандартные издевательства над несчастным скелетом: какие разные поколения‚ а над скелетом издеваются одинаково! – и Костя Хоботков – тихий‚ примерный Костик – вскочил на подоконник и с диким воплем швырнул с четвертого этажа банку с заспиртованной лягушкой. Банка разорвалась как бомба. Банка насмерть перепугала старушку с ридикюлем и двух солдат. Началось следствие. Начались вызовы к директору и выяснения виновного. Но Костя молчал‚ а свои не выдавали. Наконец классная руководительница поклялась никому не говорить‚ если виновный сам сознается. Она сказала это проникновенным голосом‚ она добавила: "Ради нашей дружбы"‚ она даже обиделась: "Иначе я не смогу вам доверять"‚ и губы у Кости помимо воли растянулись в виноватой улыбке. "Ты?!" – удивилась учительница. Он кивнул‚ она пошла к директору‚ его на неделю выгнали из школы. Классная руководительница преподавала им русский язык. Это было их счастье. Они бы пропали‚ если бы она преподавала геометрию. Геометрия начинается с аксиом. Аксиомам надо верить без доказательств. Если бы классная руководительница преподавала геометрию‚ ее аксиомам с того дня не поверил бы ни один человек‚ и неизвестно‚ как бы они доказывали теоремы...
– Ну‚ ладно... – грозит Иван Егорыч. – После уроков поговорим! – и свертывает в трубку испорченную навеки географическую карту. Непедагогично показывать детям то‚ что они сами же и написали. А вокруг школы все заборы исписаны‚ вокруг школы картинки нарисованы для пояснения‚ чтобы прохожие не ошиблись‚ чтобы правильно поняли замыслы авторов. Но забор – это улица‚ забор – ничья территория‚ а карта – школьная‚ карта – пособие для обучения подрастающего поколения‚ а не средство для пропаганды неприличных слов.
Расстроился Иван Егорыч‚ даже сердце заныло – в лопатку отдает. Сколько сил положил‚ сколько нервов истратил‚ чтобы утихла школа‚ оправилась от разбойных военных времен‚ когда три переростка – Долин‚ Ложкин, Богоявленский – держали в страхе всю школу‚ и по их знаку сбегалась шпана из окрестных дворов бить неугодного‚ строптивого‚ не желавшего подчиниться или делавшего это недостаточно проворно. Это они – все трое с "фиксой"‚ золотой коронкой на зубе‚ сделанной из консервной банки из-под американской свиной тушенки – курили прямо на уроках; это они крали из учительской журналы и переправляли двойки; это они бросали в чернильницы куски карбида‚ чтобы сорвать контрольную‚ и чернила падали на пол грязными‚ пузыристыми хлопьями; это они жгли на переменах вонючую кинопленку и однажды взорвали в подвале самодельную мину: всё это было рассредоточено во времени и только поэтому не производило впечатления стихийного бедствия. Долин – в тюрьме‚ Ложкин – в ремесленном училище‚ Богоявленский‚ светлая голова – в техникуме. Еще придет однажды‚ в ножки поклонится‚ что пожалел его Иван Егорыч‚ дал семь классов закончить. Сколько он указок поломал за те годы – не счесть‚ завхоз не успевал новые делать‚ – да и теперь в кабинете кучкой лежат‚ расходуются реже. Образцовая школа‚ на весь район две таких: Ивана Егорыча и Ивана Степаныча. У Ивана Степаныча школа в самом центре‚ бывшая гимназия‚ сама красивая и красивыми домами окруженная. Это к нему со всей Москвы ответственных детей привозят‚ и мужчина в штатском у подъезда гуляет. Лихо подкатывают машины‚ дверцы наперебой хлопают‚ нарядные мальчики бойко выпрыгивают. Утром мальчиков подвозят‚ днем мальчиков отвозят: оживление вокруг школы‚ как у иностранного посольства на дипломатическом приеме‚ даже милиционер стоит‚ палкой махает. Прохожие останавливаются‚ во все глаза смотрят‚ а самые храбрые только головами качают. Вот уж оно воочию – счастливое детство. Школа Ивана Егорыча – ближе к окраине‚ в окружении облезлых‚ с торчащей из-под штукатурки дранкой‚ деревянных домиков‚ сарайчиков‚ заборчиков: то ли сначала она появилась‚ а потом уж они пристроились вокруг‚ то ли сначала они‚ а потом уж она влезла в середину своей серой типовой громадой. А вокруг дворы‚ тупики‚ закоулки‚ фантастические нагромождения нерегулируемых построек со своими щелями и тайниками‚ где за каждым углом могут встретиться огольцы-ребята: "Эй‚ малый‚ подь-ка сюда..." – и тут уж спасают сообразительность‚ реакция и быстрота ног...