И Самарья стала другой. Была худая‚ черная‚ будто жег ее изнутри неугасимый огонь‚ а тут погрузнела‚ толстеть начала‚ седой волос прядью пробился. Уже не ждет вечера‚ не жмурит глаза по ночам: ушел от нее Ренат Ямалутдинов‚ навсегда растворился в плотном тумане прожитых лет. Хаймертдинов‚ законный муж Самарьи‚ вечный жилец на дежурной раскладушке‚ работает последний год. Осенью идти ему на отдых‚ давно рассчитал до копеечки свою пенсию и пенсию жены‚ но всё так же садится к обеденному столу‚ считает расходы за день‚ не перестает‚ неуемный‚ удивляться‚ куда идут деньги. От постоянных подсчетов развилась у него острая наблюдательность‚ отчего считает не только деньги‚ но всё‚ что ни попадется на глаза. Ступеней до их квартиры – сто двадцать четыре. Окон в доме напротив – девяносто шесть. Столбов вдоль бульвара – восемнадцать. Очень он на пенсию рвется‚ дни считает. "Вот уйду на отдых‚ смогу иметь свое мнение". – "А на что оно тебе? – удивляются соседи. – Век без него прожил‚ теперь и подавно обойдешься". А Хаймертдинов упорствует‚ хочет иметь Хаймертдинов собственное мнение на закате жизни. Каждое лето выезжает с Самарьей в лесное Подмосковье‚ ест детские кашки с провернутыми котлетками‚ пьет кисели‚ ходит в лес за грибами. В один год уродилось белых грибов невиданно – банок не хватало‚ чтобы солить‚ уксусу в магазинах не достать‚ – и молодые веселились‚ возвращаясь с полными корзинами‚ а старухи по деревням печалились‚ что не к добру это‚ а к войне. Верная примета. Хаймертдинов слушал старух внимательно‚ и хоть понимал‚ что между войной и грибами нет и не может быть ничего общего‚ но в душе своей беспокоился и переживал. Бога‚ вон‚ тоже нет – безусловно и наверняка‚ однако‚ кто ж Его знает. В старые годы как-то очень на Бога тянет.
Тетя Шура‚ Нинкина мать‚ в пятьдесят первом году пошла учиться‚ на старости лет села за парту. Трудно было поначалу‚ зато теперь у нее высшее профсоюзное образование‚ ходит в инструкторах‚ гостем приезжает на родную фабрику. Даже внешне переменилась тетя Шура. Остригла коротко волосы по последней профсоюзной моде‚ пополнела‚ зачастила в парикмахерскую‚ дырки в ушах проделала‚ перестала убирать в свои дни места общего пользования‚ воспользовалась услугами тети Моти. Когда приезжает с курорта‚ с юга‚ загорелая и отдохнувшая‚ еще хоть куда тетя Шура. Надевает английский костюм болотного цвета‚ черные очки‚ едет встречать иностранные делегации. Сама за границей побывала: в Финляндии и в странах Африки‚ с заездом в столицу Франции город Париж. Как-то приезжал ансамбль из черной Африки‚ многие у них ходили и долго потом возмущались‚ зачем такое показывают нашему неподготовленному зрителю‚ потому что танцевали они нагишом‚ с одной повязочкой‚ груди у женщин совсем голые‚ – срам да и только, все мужики пялились‚ – и даже был парный танец‚ напоминавший что-то уж очень знакомое и некультурное. А тете Шуре ансамбль понравился. Она и сама в молодости огнем горела‚ голая на печке спала – девки удивлялись‚ до первого льда в речку лазила‚ после бани в снег ложилась – силу свою укрощала.
Дядя Паша‚ Нинкин отец‚ стал солидным и важным‚ строго и деловито руководит вверенным ему клубом‚ и уже не кричит‚ не ругается‚ как прежде‚ при виде какого нарушения‚ а только поднимает в изумлении бровь‚ огорченно вздыхает: "И это в двух шагах от Кремля..." По старой привычке носит еще френч‚ но вместо галифе – брюки в полосочку. Всё знает‚ обо всем слышал‚ но точно еще не представляет‚ что для чего. Знает‚ к примеру‚ что декольте – это вырез‚ но зачем и на каком месте – ему пока неизвестно. В других клубах и драки‚ и выпивка‚ легкомысленные девочки‚ с которыми покончено‚ а у дяди Паши – милиция‚ дежурные комсомольцы‚ клубный персонал начеку. Теперь разрешили современные западные танцы; время такое‚ нельзя отставать от требований жизни. Все растут‚ и дядя Паша‚ Нинкин отец‚ тоже растет в разрешаемом направлении. Не всё сразу. Постепенно. Одно за одним. Медленно‚ но идем. Идем‚ но очень уж медленно! Появились шустрые мальчики‚ сами пишут‚ сами выступают‚ критикуют что попало‚ кого ни попадя, подражают двум евреям на эстраде‚ которые руками и ногами одинаково дрыгают. Дядя Паша услыхал в первый раз – за голову схватился. "И это в двух шагах от Кремля!.." Начал им объяснять‚ подсказывать‚ отечески советовать; нет‚ чтобы отрицательное с положительным смешивать‚ а они одно отрицательное. "Не отражаете‚ – выговаривает дядя Паша. – Все отражают‚ вы не отражаете. Я‚ конечно‚ понимаю. Программа у вас сатиристическая. А где афопеоз? Афопеоза нету..." А они ржут‚ подлецы. И закрыть их невозможно‚ и на сцену выпускать нельзя. Критикуют без конца‚ критикуют‚ а для них сколько всего понаделано! В других странах трудящиеся могут только мечтать о бесплатном реквизите. Зато в танцевальном коллективе полный порядок. Девки молодые‚ горячие. Закружатся – всё видать.
Теперь у дяди Паши с тетей Шурой отдельная квартира. Две комнаты. Да ушли молодые годы‚ прожитые в тесноте‚ когда Нинка сопела под боком‚ ворочалась беспокойно от матрацного скрипа. Спят они теперь отдельно. У тети Шуры – диван-кровать. У дяди Паши – кушетка. Зато Нинке раздолье в отдельной квартире со своим мужем. Как восемнадцать ей стукнуло‚ вышла Нинка замуж‚ дня лишнего не утерпела‚ и родители были рады чрезвычайно‚ потому что устали волноваться и ожидать неизбежного. Пусть теперь ее муж волнуется. А муж у Нинки – учитель математики‚ присланный в школу сразу после института. Другие учителя – старые‚ сутулые‚ блеклые‚ а этот веселый‚ здоровый‚ щеки-яблоки. На первом же уроке все девицы безнадежно сошли с ума и начали его соблазнять. Чего только они ни делали‚ чего ни творили: смотрели пристально‚ вздыхали томно‚ закатывали глаза по очереди‚ от парты к парте‚ гордо обижались‚ таинственно щурились‚ а Нинка даже упала у доски в обморок‚ чтобы он взял ее на руки и отнес в кабинет к врачу.
Учитель математики оказался стойким‚ на соблазны не поддавался‚ и тогда Нинка поклялась страшной клятвой перед всем классом‚ что он будет ее. Перестала понимать алгебру с геометрией‚ нахватала кучу двоек, и по коварному Нинкиному совету родители попросили учителя позаниматься с ней дома‚ отдельно‚ за дополнительную плату. И пропал учитель математики. Перед каждым уроком подбирала Нинка наряды‚ позы‚ интонации‚ одни соблазнительнее других: не урок – демонстрация Нинкиных прелестей‚ и распалила учителя до такой степени‚ что он сам перестал разбираться в математике. Сразу после выпускных экзаменов пошла Нинка замуж‚ весь класс гулял на свадьбе‚ все девицы лопались от зависти‚ глядя на счастливую Нинку и на ее здоровяка-мужа‚ и даже тетя Шура‚ Нинкина мать‚ вздыхала тайком‚ вспоминая себя и свою молодость с никудышным дядей Пашей. Поселились они у свекрови, и Нинка перевернула жизнь по-своему. Не квартира – проходной двор. На раскладушке всегда кто-то спал‚ за столом кто-то ел‚ кому-то занимали деньги на кино‚ на прокорм‚ на штаны. Свекровь рукой на них махнула‚ подхватила вещички и съехала к сестре‚ потому что решили они выдать вдовую свекровь замуж‚ и всем курсом подыскивали пожилого‚ непьющего холостяка. На общем студенческом собрании решили большинством голосов‚ что детей Нинка будет заводить после института‚ и Нинкин муж покорился. Кончила она институт и начала рожать. Теперь у них двое детей‚ и третьим она беременна. Все удивляются‚ а Нинка хохочет‚ и лишь в гости к кому придет‚ сразу танцев требует. Ее оба раза с танцев в роддом увозили и сейчас‚ наверно‚ повезут. Пару раз заезжала тетя Шура в прежнюю квартиру‚ внучек своих показывала. Все смотрели‚ девочек хвалили‚ одна тетя Мотя на некрещеных косилась.