Джерри разочарованно почесал в затылке.
Потом все разошлись спать, но что-то мне подсказывало, что дети так быстро не улягутся. Оставив приоткрытой дверь спальни, я стал прислушиваться. Точно — не прошло и получаса, как послышался скрип лестницы и осторожные шаги в холле. Нежно звякнула сигнализация — кто-то отпирал входную дверь. Залаял Хаски, на него зашикали.
Я спустился вниз и, не зажигая света, стал ждать, пока искатели приключений вернутся. В саду было темно, хоть глаз выколи, так что очертания склепа невозможно было различить. Но я все равно знал, что они там — следящее заклятие-«маячок», с утра поставленное на Гарри, отображалось на карте Торнхолла движущейся светлой точкой. Вот точка замерла у двери. Вошли внутрь… Ага, далеко заходить боятся…
Примерно через четверть часа исследователи, видно, насмотрелись досыта, а может, что-то их напугало, потому что возвращались они куда быстрее, чем шли туда. Хлопнула входная дверь, послышался возбужденный голос Джерри: «А круто было, когда оно там в углу зашевелилось! И никакая это не крыса, спорим?!». Хаски шумно сопел. Потом опять заскрипела лестница, и стало тихо.
Пойти, что ли, посмотреть, не оставили ли они там непотушенную свечу…
Я накинул уличную мантию, сунул в карман фляжку с огневиски и вышел из дома. На улице было морозно, снег скрипел под ногами. По дороге я срезал с ели охапку веток.
Уже много лет я заходил в склеп только раз или два в год, когда полагается читать по предкам поминальную службу. Зато в детстве бывал там чуть ли не каждый день. Покойников я не боялся. Как объяснял мне Басти: «Скелеты — это просто очень старые люди»…
Усыпальницу Лестрейнджей мы, двое их потомков, а также Ивэн Розье, который периодически к нам присоединялся, использовали для самых разных целей. В дальнем углу у нас был склад ценных вещей, которые по той или иной причине нельзя было хранить дома. Предки в наших играх исполняли роль статистов — например, индейских вождей, с которыми мы раскуривали трубку мира. Трубка была настоящая, папина, и табак тоже. Курить его как следует мы, естественно, не могли, но дыму и вправду было много.
Еще мы устраивали в склепе пиршества, без зазрения совести используя вместо стола надгробие дедушки (да будет ему тепло в вечно цветущих садах Авалона). На роль скатерти назначили шелковое полотнище с фамильным гербом, найденное в сундуке. Много лет спустя, когда это полотнище понадобилось для имянаречения Реджи, вышел конфуз. В торжественный момент оказалось, что оно заляпано по самое не могу, и наследник рода Лестрейнджей вступил в жизнь в окружении пятен от варенья и тыквенного сока…
Дверь усыпальницы оказалось достаточно слегка толкнуть — дети сбежали так быстро, что забыли закрыть ее как следует. Воздух внутри был застоявшимся, пахло гарью от потушенной свечи. Справа от входа я нащупал факел и зажег его. Вокруг расплылся круг света, выхватывая из тьмы очертания каменных надгробий, витражные стекла, запылившиеся плиты. Потолок тонул в темноте, на полу виднелась брошенная впопыхах свечка. Да, ненадолго у детей хватило отваги.
В склепе было холодно, и дыхание повисало в воздухе облачком. Я поклонился, держа в одной руке факел, в другой — охапку еловых ветвей.
— Счастливого Йоля, или Рождества, как вам больше нравится, леди и джентльмены.
Предки благожелательно молчали.
С факелом в руке я обошел склеп, втыкая еловые ветки куда попало, — в каменные кольца на стенах, в сложенные руки скульптур, в щели между надгробиями. Последнюю приберег для могилы в дальнем углу. Простая белая плита, дата рождения, дата смерти…
Я положил на нее ветку и закрепил факел на стене.
— Доброй ночи, папа.
Потом бесцеремонно уселся на плиту, укутав ноги мантией, чтоб было теплее, и вытащил фляжку. Чуть-чуть брызнул на могильный камень, и сам тоже отхлебнул. Погладил холодную мраморную поверхность.
— Гарри приходил — вы видели?
Блики от факела плясали на надгробиях, на суровых, спокойных лицах Лестрейнджей былых времен, на мордах резных каменных львов. Казалось, они прислушиваются к моим словам.
— Жаль, что мы с вами не можем поговорить по-настоящему. Мне бы хотелось, чтобы вы посмотрели на внука. В конце концов, я ведь не знал Лорда одиннадцатилетним, а вы могли бы сказать, похож ли Гарри на него…
Камень холодил мою ладонь. Вокруг колебались тени. Алкоголь теплой дорожкой растекался по жилам.
Я закрыл глаза и представил себе отца — таким, каким запомнил его незадолго до смерти. Вот он сидит напротив, укрыв ноги пледом, и близоруко щурится через очки.