— Мне кажется, — огрызнулся я, — что ребенок имеет право знать о своей семье.
— Ты уверен, что ему это нужно? — не отставала Элла. — Я думаю, Гарри переживает из-за того, что он чужой и даже не носит твою фамилию. И потом, разве ты хочешь, чтобы он походил на Джеймса Поттера?
— Нет. Я все делаю, чтобы он на него не походил.
— А по-моему, зря, — заметила мама, вынимая из корзинки вышивание и надевая очки. — Не так уж плохо наследие Поттеров. Гарри чудесный мальчик, и в нем много энергии. А ты, Руди, слишком на него давишь.
Рабастан фыркнул и скрылся за газетой.
— Не надо так его контролировать каждую минуту, — продолжала мама, рассматривая схему. — Ты ведь не будешь всю жизнь водить его за руку. Отпусти немного поводья.
— Матушка, если я это сделаю, он наломает таких дров…
— Наломает, конечно. Так, здесь четыре крестика, и отступаем на один влево… Но ведь это будут его дрова, правда? Как же ты хочешь, чтобы он учился, если не будет делать ошибок?.. И еще три крестика вниз… Знаешь ведь поговорку: “Поваренок не станет поваром, пока семь раз не испортит пирог”?
Мама поправила очки и посмотрела на меня.
— Если бы речь шла о выпечке… Испорченное тесто хотя бы не так дорого обходится.
— Кстати, о кулинарии, — мама опять вернулась к схеме. — А когда ты собираешься рассказать ему правду о гибели Поттеров?
— Объясните мне сначала, при чем здесь кулинария, — честно попросил я.
Ход маминой мысли всегда был выше моего понимания.
— Не знаю, — она воткнула иглу в канву и неопределенно помахала рукой. — У меня что-то мелькнуло в голове насчет закваски, и что тесто должно подняться, прежде чем его поставят в печь…
— Вот именно, — Рабастан отложил газету, сплел пальцы и уставился на меня взглядом обвинителя, который собрался потрошить свидетеля защиты. — Ты ему уже что-то говорил?
Элла сладко зажмурилась. Моя невестка обожает такие ситуации.
— Да, — ответил я Рабастану. — То есть, нет. Но скоро…
— До каких пор ты собираешься тянуть? Уже август!
— Я еще не забыл названия месяцев, спасибо.
— Впрочем, — примирительно сказал Басти, — наверное, ты прав. Если Гарри уедет в Штаты, все это не так важно. Кого там волнуют наши мелкие войны десятилетней давности?
— Кхм… Вообще-то Гарри не поедет в Сэйлемскую школу магии. Он будет учиться в Хогвартсе.
— Ты же собирался отправить его в Америку!
— Я передумал.
Брат и невестка посмотрели на меня ошеломленно.
— Ах, так вот к чему были эти разговоры о Снейпе, — сказала наконец Элла.
— Я всегда знал, что ты идиот, — заметил Рабастан таким ровным тоном, словно речь шла о погоде за окном.
— Басти, не надо так о родном брате, — попросила мама. — Хорошо, дорогой?
— Матушка, а вы уверены, что в детстве его не роняли эльфы?! Ничем иным я не могу объяснить…
— Вот и помолчал бы!
— Руди, милый, не кричи, ты стал такой нервный…
— Мама, я абсолютно спокоен!
— Ты представляешь, что ему наговорят в Хогвартсе? — поинтересовался Басти.
— Уж не думаешь ли ты, что на Слизерине кто-то…
— А с чего ты взял, что Гарри попадет на Слизерин? В школе еще три факультета, если ты забыл!
Я промолчал, подавляя в себе желание швырнуть в брата вазочкой с цветами.
— Руди, мальчика нельзя отправлять в Хогвартс, — заявила Элла. — Это абсолютно исключено.
Только привитое в детстве хорошее воспитание помешало мне ответить: “Тебя забыли спросить!”.
— Я думаю, — сказала мама, внимательно глядя на меня, — у Рудольфа есть свои причины так поступать.
— Да, — буркнул Басти. — Например, сумасшествие.
— Вот именно, — ответил я, поднимаясь. — И раз уж я псих, не могли бы вы любезно оставить меня в покое?! Целитель, знаете ли, запрещает мне много разговаривать. От этого может начаться обострение.
После чего ушел, хлопнув дверью.
В холл из сада доносился возмущенный голос Ральфа, в очередной раз упустившего квофл, и смех Гарри.
Потом раздалось верещание — видно, какой-то любопытный гном высунулся из кустов, чтобы посмотреть на игру, и Ли ненароком на него наступила.
***
Я прошел через лужайку, где на деревьях еще были развешаны цветные фонарики, и углубился в сад. Нашел свое любимое место — заросли дрока в стороне от тропинки, — и улегся там на траву. Отсюда мне была видна только крыша дома со светло-серыми башенками и кирпичными трубами.
Я не хотел никому объяснять, почему вдруг изменил решение. Какой смысл, если исправить ничего нельзя? Только лишний раз услышать, что я втравил всю семью в авантюру?