Низкое пасмурное небо на колдографии, казалось, нависало прямо над головой, а жухлая трава была припорошена снежком. Лорд уже поднялся на каменную стену и стоял на ней, глядя в сторону Хейбриджа. Он выглядел уставшим, под глазами залегли глубокие тени. Несмотря на снег, он был без шляпы и перчаток, полы мантии трепал ветер.
Постояв немного, он уже собирался спрыгнуть, но вдруг остановился, откинул назад голову и посмотрел в хмурое небо. Казалось, еще мгновение — и он взлетит туда, исчезнет в серых тучах…
Послышался скрип двери, и я резко обернулся. Оказалось, что пришла мама.
— Ну как? — спросила она, оглядев заваленный колдографиями стол. — Не жалеешь, что согласился на обмен?
— Не жалею.
Она взяла со стола последний снимок и бросила на него короткий взгляд.
— Какое здесь у Тома отрешенное, неземное лицо… Кажется, что его невозможно забыть, ведь правда?
Я только плечами пожал.
Мама села рядом, продолжая разглядывать колдографию.
— Том умел производить такое впечатление, даже при мимолетной встрече или на таком вот случайном снимке, — сказала она. — Он вообще был прекрасный актер. Жаль, что умел играть только одну роль: самого себя. Зато уж ее-то довел до совершенства… Ты ведь ни разу не видел, как он выступает на митингах?
— Почему? Видел.
Она отмахнулась.
— То, что ты видел, было жалким подобием прошлого. Вот если бы ты ходил на встречи с избирателями в те годы, когда Том баллотировался в Визенгамот… Впрочем, тогда ты был еще ребенком и не интересовался такими вещами, да и кто бы тебя пустил? А вот я там бывала.
— Правда?! — для меня это была новость.
Мама негромко рассмеялась.
— Я же говорила, что мне есть чем тебя удивить.
— И что вы там делали? Изучали тактику противника?
— В том числе. А вообще там было на что посмотреть. Толпы людей, которые доходили до настоящего безумия. Впадали в истерику от счастья, если удавалось прикоснуться к Тому, готовы были чуть ли не лечь ему под ноги, чтобы он мог по ним пройти…
— Что же такого он говорил им?
— Не поверишь, — задумчиво сказала мама, — он почти не упоминал о политике. Выборы, Визенгамот, программа реформ — кому это интересно? Нет, он говорил совсем о другом… О смысле бытия, по большей части.
— Серьезно?!
Она кивнула.
— Конечно. Ты сам знаешь не хуже меня: смысл — вот главное, что нужно людям. Деньги, власть, положение в обществе — это частные проявления. По сути человек всегда ищет то, что объясняет его пребывание на земле, что отличает от животного, возвышает над набором простых потребностей — поесть, поспать, произвести потомство… А наше поколение вдобавок пережило самую страшную войну в истории. Всем казалось, что, когда она закончится, ничто уже не будет прежним, начнется удивительная новая жизнь, будут новое небо и новая земля. Но этого не случилось. Когда люди вернулись с фронта, все пошло по-старому: работа, жена, дети, визиты к родственникам, квиддич по выходным, одни и те же дела и разговоры день за днем… Замкнутый круг. Зачем это все? Такими вопросами тогда задавались многие. Среди тех, кого Рэй защищал в силу своей профессии адвоката, не один и не два стали преступниками вовсе не из нужды. Им казалось, что им не хватает риска, азарта, напряжения всех сил — того, что было на фронте. На самом деле это, конечно, не так. Им не хватало важнейшего из того, что давала война, — смысла в жизни… Том мог это дать. Он говорил людям о борьбе и победе, о справедливости и чести, о славе и свободе. И каждый из них слышал в его словах: «Иди за мной, и у тебя наконец будет, ради чего жить и умереть»…
— Да, — я кивнул. — Я понимаю, о чем вы говорите.
Я и сам испытывал это ощущение пустоты и бессмысленности бытия — десятки, сотни раз… С тех самых пор, как Лорда не стало с нами.
— Том прекрасно умел цеплять людей на крючок, — сказала мама, мельком взглянув на меня. — И он учил их верить — вот что самое страшное. Верить в себя, верить в него, верить ему. Когда он находился рядом, казалось, нет ничего невозможного, и прямо сейчас, в следующее мгновение, случится чудо. Но чуда не было, оно так никогда и не приходило. Вместо него впереди ждали лишь грязь, кровь и смерть. Ты знаешь это куда лучше меня — иначе зачем бы с таким рвением стирал себе память? И не надо говорить, что из предосторожности…Ты просто не хочешь вспоминать, кем ты был, что ты делал и куда тебя привела твоя вера.
Я сделал глубокий вдох.
— Прошу вас, давайте не начинать заново. Мы говорили об этом уже тысячу раз. Я не маленький ребенок и отлично понимал, что делаю. И не надо все сваливать на Лорда — я пошел за ним по собственной воле.