— Оставь интервью, я посмотрю, — сказал я Ральфу. — Может, удастся протолкнуть его в «Новый оракул».
— Спасибо. Как вы думаете, меня возьмут репортером? Правда, я могу работать только на каникулах…
— Не рановато ли ты собрался в журналистику? И потом, еще вопрос, как ты сдашь ТРИТОНы.
— А, — отмахнулся он, — кому нужны ТРИТОНы? В Азкабане никто не спросит, сколько у меня было по трансфигурации.
— Думай головой, что говоришь! Где ты набрался таких идиотских поговорок?
— В школе, где же еще?
— Меньше бы молол всякой чепухи… Слушай, а отец не против, что ты хочешь стать журналистом?
Ральф только отмахнулся.
— Ну, папа, конечно, предпочел бы, чтоб я занялся чем-нибудь серьезным… Да ладно, поворчит-поворчит и перестанет. Мы всегда находим общий язык.
— Если ты будешь курить ту же дрянь, что и летом, я не смогу за тебя поручиться, — пригрозил я.
— Послушайте, — стал защищаться племянник, — да это же обычная «травка»! Так, баловство…
— Не ты первый так думаешь. А я вот знаю людей, которые с травки «пересели» на Felix Felicis или еще что похуже.
Ральф, конечно, не поверил, но возражать не стал: что толку спорить со старыми пнями? Только усмехнулся и сказал:
— Ладно, ладно, обещаю.
Когда племянник ушел, я предался любимому занятию — впал в депрессию. Ральф же не соврал: у них с Басти и вправду удивительное взаимопонимание, несмотря на периодические скандалы. Как им это, интересно, удается? И почему у меня так не выходит с Гарри? Где я переигрываю, а где недотягиваю? Может, Басти прав, и семейная жизнь не для меня?
У меня никогда ничего не получится, Гарри вырастет и меня возненавидит…
В довершение всего, когда я решил прибраться в кабинете, то нашел под грудой бумаг синюю папку со своими рисунками трехлетней давности. В основном там были портреты Беллы и еще пара набросков Гарри: вот он прыгает в реку с обрывистого берега, вот дрессирует Спайка… Силуэт схвачен хорошо, движения более-менее естественные — я все-таки не совсем разучился рисовать. Но только сейчас заметил, что везде Гарри изображен в дальней перспективе, так что лицо невозможно рассмотреть.
Я вспомнил, что мне всегда было трудно рисовать его портрет. Беллу, например, я мог свободно изобразить по памяти. Неужели и здесь проявляется скрытое отторжение к ребенку? А если это заметно самому Гарри…
Таким самоедством я занимался до двух часов пополудни. Вообще-то планировал до трех — когда еще выдастся возможность основательно пострадать, чтобы никто не отвлекал? Но помешал Гарри. Он ворвался в мой кабинет, как буря, и пахло от него морозом и ветром.
— Пап, я погреюсь, ладно? А то у меня уже пальцы не сгибаются. Снитч чуть не улетел за Дервент, я его над самой рекой поймал. Не надо было отдавать «Нимбус» в мастерскую! Как я буду тренироваться на «Комете»?..
Протягивая руки к огню за каминной решеткой, Гарри болтал без умолку:
— С мамой я уже помирился. А Драко прислал сову — напомнить, что он со мной не разговаривает. Письмо на пергаменте с гербом Малфоев, прикинь? Пишет, что ему подарили новый набор квиддичных мячей, самый дорогой из каталога, и вообще…
— Потрясающе, — сказал я.
— Ага. Пойду отвечу ему, что мама подарила мне метательные звездочки, и я уже почти умею их метать. Но ему не дам попробовать, потому что это опасно, вдруг порежет свои музыкальные пальцы… Хотя он же меня вроде как презирает, так что, наверное, даже читать не станет, — Гарри хмыкнул. — Только дай мне перо и пергамент, а то Динки убрала в комнате, я теперь ничего найти не могу!
Я дал ему свиток, а потом окликнул, когда он уже стоял у двери:
— Послушай, насчет работы летом… Ты еще не передумал?
— Ну-у…
Гарри запнулся. Теперь, когда благородный порыв прошел, ему, конечно, совсем не хотелось с этим связываться. Но слово-то было уже дано…
— Нет, не передумал.
— Если хочешь, я напишу Флореану Фортескью и спрошу, возьмет ли он тебя в свою кондитерскую. Летом там вечно не хватает рабочих рук, так что школьников тоже нанимают.
— Фортескью? — Гарри покраснел. — А ты думаешь, он согласится? Я же… ну, ты помнишь…
***
С кондитерской Фортескью — магазинчиком и по совместительству кафе в Косом переулке — у Гарри были связаны неприятные воспоминания. Началось с того, что лет в восемь он внезапно проникся страстью к шоколаду: истребил все запасы, что были в доме, и объелся так, что покрылся сыпью. Но это его не остановило, и он хвостиком ходил за Беллой, выпрашивая еще конфетку. Красотка, конечно, усмотрела в этом очередное подтверждение своей теории. Кто же не знает, что Темный Лорд постоянно держал под рукой что-нибудь сладкое?
Но даже у Беллы здравый смысл взял верх над фанатизмом. Она решила, что два десятка шоколадных лягушек в день — это слишком, и отвечала Гарри решительным отказом. Сыпь тем временем не проходила, так что мы вызвали детского целителя. Осмотрев ребенка, он заявил, что ничего страшного нет, а потребность в шоколаде вызвана быстрым ростом организма. Но если не принять мер, сыпь никуда не денется, так что Гарри придется соблюдать диету. Разрешенных сладостей в ней было немного, а шоколад позволялся раз в неделю, и то совсем чуть-чуть.
Поначалу Гарри бунтовал, потом вроде бы смирился. Но недели через две случился переполох. Начала его Динки. Однажды вечером, убирая в комнате молодого хозяина, она нашла в ящике стола пару шоколадных лягушек. Там же валялось несколько пустых оберток. Как водится у эльфов, Динки тут же приписала всю вину себе: недоглядела, оставила в доме запрещенные сладости… Пока она, рыдая, билась головой о край стола, явилась Белла, велела немедленно прекратить и спросила, что случилось.
Узнав о лягушках, Белла пошла отругать Гарри. Вот зачем он опять ел шоколад? Знает же, что вредно! Между делом она поинтересовалась, откуда взялись сладости. Гарри долго отмалчивался, но наконец, отводя глаза, пробормотал, что лягушек дал ему какой-то незнакомый человек в лесу.
Белла встревожилась и отправила мне патронуса, так что пришлось спешно прервать деловую встречу. Стоило мне выйти из камина, Красотка устроила скандал: почему не сработали сигнальные кольца, когда в лесу был посторонний?!
Уже изрядно взвинченный, на ночь глядя я отправился в лес проверять чары. Ни одно кольцо не повреждено, следы взлома отсутствуют… Здравый смысл подсказывал, что, скорее всего, сигнализацию никто не трогал. Но родительская паника, если уж появилась, нарастает со скоростью цунами, заставляя в обычной простуде видеть смертельную болезнь, а в доброжелательной старушке, заговорившей с ребенком на улице, — потенциального похитителя. Так что, возвращаясь домой, я уже думал, что сигнализацию снимал профессионал, раз это сделано так аккуратно. Как же Хаски-то подпустил к Гарри чужого? На собак этой породы империо почти не действует, но если работал мастер…
Когда я вернулся, Красотка встретила меня очень спокойно, и это было хуже всего. Я редко видел ее уравновешенной и собранной, и каждый раз это означало, что дела совсем плохи.
— Гарри путается, твердит то одно, то другое, — сказала она. — Не может толком вспомнить ни того человека, ни о чем они говорили. Мне кажется, ему стерли память. Могло случиться что угодно. Нужна легилименция.
Будь у меня время подумать, я бы, наверное, вел себя умнее. Но мне тоже казалось, что нужно действовать немедленно, делать хоть что-нибудь…
— Хорошо, — мгновенно согласился я, — давай.
— Лучше ты. Я сейчас не в том состоянии, я его просто снесу.