***
В гостевой спальне, куда я поднялся, чтобы переодеться, ждал тот самый эльф, что открывал дверь. Он был еще совсем молодой, должно быть, недавно купленный. Я спросил, где хозяйка.
— В сиреневой гостиной, — пропищал эльф. — Вас проводить?
— Не дури. Я знаю этот дом лучше тебя.
Сиреневая гостиная на третьем этаже была мамиными личными владениями. Окна выходили на юг, и почти в любую погоду там было очень светло. Прозрачные шторы лишь слегка смягчали солнечные лучи, на обтянутых шелком стенах перелетали с ветки на ветку райские птицы. Когда я вошел, мама подняла голову от вышивания и улыбнулась мне.
Я подошел и поцеловал ей руку. Поставил на столик подарок — корзинку с нитками, и сел напротив.
— Спасибо за нитки, — сказала мама. — Замечательно, как раз те цвета, что мне нужны… Как долетели?
— Хорошо.
Она отложила канву.
— Ты выглядишь уставшим… С Гарри сейчас все в порядке?
— Физически да, насколько я могу судить.
— Что у вас случилось? — спросила она. — Ральф всех переполошил. Написал, что Гарри не хочет возвращаться домой.
Я пожал плечами.
— Да глупости. У меня был срыв на пустом месте, теперь Гарри со мной не разговаривает, Белла злится… Обычное дело, не обращайте внимания.
Мама внимательно посмотрела на меня через очки.
Я с детства не мог переносить этого взгляда, который словно вынимает из тебя все мысли, осматривает, чистит и складывает обратно в правильном порядке.
— Матушка, если вы хотите дать мне ценный совет, то сейчас не лучшее время. Не подумайте, будто я не хочу вас слушать, но…
Она молчала, укоризненно глядя на меня. Я осмотрелся, ища что-нибудь, чтобы отвлечься. На столике, за которым мама вышивала, стояла старая колдография в серебряной рамке. Со снимка улыбался симпатичный темноволосый парень в военной мантии — мамин брат Джеффри, старше ее на десять лет. Когда я был маленьким, мама часто о нем рассказывала. Выпускник Рэйвенкло, отличник, блестящий игрок в квиддич, кумир всех девушек, надежда и гордость семьи…
Маме было четырнадцать, когда ее брат погиб под Дьеппом. Родители тяжело это переживали, и семья с тех пор уже никогда не была прежней. В Седжтоне осталось множество вещей, напоминавших о Джеффри: книги, которые он любил читать, фигурки, которые он вырезал из дерева, посаженная им вишня в саду… А вот потомства Джеффри не оставил. Его молодая вдова потом опять вышла замуж и давно сама стала бабушкой. Мама с ней не виделась, и я понятия не имел, какая у нее теперь фамилия.
Я повертел портрет в руках. Джеффри весело подмигнул мне. Казалось, он совсем не переживает, что его давно нет на свете, а его кости лежат на дне моря под водорослями и песком. Я попытался вытащить снимок из рамки, чтобы посмотреть, есть ли что-нибудь на обороте, но мама отобрала у меня колдографию и поставила на место.
— Расскажи лучше, что произошло в Хогвартсе. Как я поняла со слов Ральфа, на Гарри напал один из преподавателей. Верно?
После недолгих я колебаний я пересказал ей все, в том числе то, что видел в воспоминании.
— Почему ты не веришь, что это был Лорд? — спросила она, подумав.
— Потому что это полная нелепость!
— Отчего же ты так нервничаешь?
— С чего вы взяли? Я спокоен, как надгробие.
— Почему в таком случае сорвался на Гарри?
— Прошу вас, хватит вопросов! Я и без того чувствую себя, как сушеный таракан под ножом зельевара…
Я бросил подушку на пол рядом с маминым креслом и уселся там, положив голову на подлокотник. Мама погладила меня по волосам.
— Так много седины… Милый, я понимаю, как тебе сейчас трудно.
— Неправда, — возразил я. — У меня все хорошо, чудесно, замечательно…
— Ты не ожидал, что он вернется таким, правда?
— Он не возвращался, я же сказал! Это был самозванец!
— Ты твердо так считаешь?
Я задумался.
— Если честно, не знаю. Понимаете, еще до ареста…
Мама слегка поморщилась.
— Я знаю, что вы тяжело это пережили, и вам не хочется слышать о том времени, — сказал я извиняющимся тоном, будто не я, а она побывала в Азкабане. — Но дайте мне договорить… Так вот, еще до ареста я убрал из своей памяти все лишнее, потому что это было слишком опасно. И если вы сейчас спросите, каким был Лорд, я могу лишь честно ответить: «Не помню». Может, он походил на это существо в подземелье, а может, нет. Я не уверен, что вообще узнал бы его, если бы он появился.
Мама долго молчала.
— О чем вы думаете? — поинтересовался я.
— О том, что ты с собой натворил.
— У меня не было другого выхода.
— Ты хочешь вспомнить то, что стер из памяти?
— Не уверен…
Внизу ударил колокол — низкий, объемный звук, проникающий в каждый уголок дома и медленно затухающий. Время ужинать.
Я встал и протянул маме руку.
— Продолжим разговор завтра, — сказала она. — Ты не против?
Я пожал плечами.
— Как посчитаете нужным.
Мама кивнула и поднялась, едва заметно опираясь на мой локоть.
— Пойдем вниз. Нам пора.
***
Ужин прошел относительно спокойно, хотя Красотка была на грани взрыва — видно, Элла ее совсем довела. К счастью, мой братец столько разглагольствовал о делах в своей адвокатской конторе, что больше никто не мог и слова вставить. Мы с Гарри за вечер обменялись в лучшем случае парой реплик, сохраняя предельную вежливость. Все выглядело весьма пристойно, а что Гарри упорно не желал называть меня «папой» и величал «сэр» — так еще каких-нибудь двадцать лет назад все так обращались к родителям. Просто признак хорошего воспитания, и неважно, что обычно у нас менее формальные отношения…
После ужина Басти попытался перехватить меня, чтобы выспросить о Квиррелле. Конечно, брату следовало знать о случившемся, но я был не в силах опять толочь воду в ступе: это был Лорд, не Лорд, псевдо-Лорд, квази-Лорд, экс-Лорд… Поэтому с места в карьер поинтересовался:
— Как зовут твою последнюю любовницу?
— Джессика, — удивленно ответил Басти. — А что, собственно…
— Ничего, — ответил я и сбежал, воспользовавшись его временным замешательством.
Перед тем, как уснуть, пришлось выслушать возмущенный монолог Беллы о том, что вся моя семья — сплошной гадюшник, да и сам я не лучше. Я так устал, что не мог даже огрызаться, поэтому пропускал ее слова мимо ушей.
Зато в голове крутилось мамино: «Ты хочешь вспомнить?». Вообще-то я предпочел бы этого не делать. Слишком много в моей жизни было такого, о чем лучше не знать. Тем не менее, даже из того, что осталось в моих дырявых мозгах, можно было извлечь пользу. Ведь Лорд уже однажды возвращался, и я это видел. За давностью лет это воспоминание уже никому не могло повредить, так что я сохранил его в неприкосновенности.
Думосбора под рукой не было, так что пришлось вспоминать самостоятельно, насколько получалось. Белла продолжала что-то говорить, и ее голос создавал отличный фон, будто шум дождя за окном…
В тот день тоже шел дождь — холодный, осенний. Какой же был месяц? Должно быть, ноябрь. Да, ноябрь пятьдесят шестого года, значит, мне было почти пять лет…
Из-за плохой погоды мы с Басти играли в доме. Мы изображали пиратов, и нам срочно понадобилась трубка, без которой образ пиратского капитана был бы неполон. Этот образ Басти взял на себя, а мне отвел роль юнги. Обязанность стащить трубку в папином кабинете выпала тоже мне. Входить туда строго воспрещалось, но Басти сказал, что раз я младший, то мне ничего не будет, если я попадусь.
Впрочем, ничего бы не вышло, если бы папу так срочно не вызвали куда-то, что он забыл запереть дверь. Мамы дома не было, а Конни готовила ужин, и мы оказались предоставлены сами себе. Лучшей оказии не придумаешь…
Басти остался на страже в коридорчике, а я с трепетом вступил в святая святых. Какого же я был роста, если крышка письменного стола приходилась на уровне подбородка?.. А уж шкафы с рядами юридических справочников и вовсе казались огромными, как горы.