Я нашел Гарри в парке, когда уже смеркалось. Устроившись в беседке недалеко от дома, он зачищал мелкие царапины на метле. Рядом на скамейке были расставлены баночки и склянки, валялись испачканные тряпки, сильно пахло полировкой.
Услышав шаги, Гарри сказал, не оборачиваясь:
— Ральф, я сейчас. Слушай, банки с лаком нет в кладовке! Ты не знаешь, куда…
Тут он поднял голову и фыркнул, сдувая челку с глаз. Потом медленно поднялся, но стоял молча и холодно смотрел на меня.
— Я пришел перед тобой извиниться,— начал я.
— Да ну? — саркастически спросил Гарри. — За что бы это?
Мне тут же захотелось его оборвать, чтоб не разговаривал со мной в таком тоне. Но я сдержался и ответил:
— За то, что я тебе наговорил в лазарете.
Потом сдвинул банки на край скамейки и уселся. Гарри остался стоять, опираясь о резную стену беседки и скрестив руки на груди. В такой взрослой позе он выглядел ужасно смешно.
— Ну, что вы, сэр… Все в порядке, никаких обид.
— Я был не прав, — продолжал я гнуть свою линию.
— Пап, чего ты хочешь? — перебил Гарри.
— Помириться, — ответил я с обезоруживающей улыбкой.
— А я не хочу, — буркнул он и потянулся к метле, неудачно задев при этом одну из банок. Та грохнулась на пол, на досках расплылось вонючее озерцо полировки. Гарри раздраженно схватил тряпку и попытался вытереть лужу, но только сильнее размазал.
— Давай помогу, — я вытащил палочку.
— Не надо, — огрызнулся он, отбросил тряпку и сел прямо на пол, обхватив колени руками.
“Все меня достали, видеть никого не хочу”, — говорила его поза.
Я наклонился и стал чарами отчищать пятно.
— Я и вправду тогда хватил лишку, — продолжил я, обращаясь к спине Гарри. — Слишком нервничал. Вдобавок ты сказал то, чего я не желал слышать, вот и…
Гарри ответил хриплым от обиды голосом:
— Да, у вас, взрослых, все так легко! Прости, погорячился, и так далее. Пап, вот если бы я тебе что-то не то сказал… Ты бы меня заставил триста раз извиняться, и то бы со мной месяц не разговаривал! А я, значит, должен…
— Ничего ты не должен, — ответил я. — Желаешь месяц молчать — имеешь полное право.
— Не желаю, — проворчал он, опустив голову. — Я вообще ничего не хочу… Ладно, проехали. Давай и правда помиримся, мне уже надоело злиться.
Он опять шумно выдохнул, чтобы сдуть челку — надо его постричь, а то ведь не видит ничего, — и, обернувшись, протянул мне руку. Твердые пальцы с обкусанными ногтями были липкими от полировки. На мгновение Гарри ткнулся лбом мне в плечо, но тут же, засмущавшись, отодвинулся и стал собирать свои склянки.
— Ты по-прежнему считаешь, что я вру, будто в подземелье был Лорд? — спросил он, не оборачиваясь.
В беседке было уже почти совсем темно, и его рубашка белела смутным пятном.
— Не знаю, — честно сказал я. — Я с этим не согласен, но и тебя переубеждать не стану. Если ты твердо веришь, что это был он, — пускай так. Каждый имеет право на свою веру.
Куда бы она ни привела…
Над нашими головами с шипением вспыхнула лампа, привешенная к крюку под потолком. Желтое сияние было таким ярким, что я зажмурился. Прилетевшие на свет мошки стали виться вокруг стекла. Толком не оттертое уродливое пятно полировки теперь казалось выжженной дырой в полу.
Я достал сигареты и закурил. Гарри, сидя на полу, сосредоточенно завинчивал крышку на банке.
— Пап, — сказал он вдруг, очень тихо, так что я еле расслышал, — знаешь, я хотел тебе сказать… Я убил человека.
Его перепачканные пальцы замерли, сжимая крышку. Я от неожиданности чуть не выронил сигарету.
— В смысле? Кого?!
— Квиррелла…
Лица Гарри я не видел — только затылок с торчащими вихрами.
— Я же не знал, что так выйдет, — сказал Гарри. — Я не хотел. Пытался просто его оттолкнуть, а он… сгорел.
Мерлин великий! Так вот что он имел в виду… А я-то уже перепугался.
— Послушай, — сказал я. — Ты не мог предвидеть, что так получится. Это была стихийная магия.
— Какая разница! Вот что мне теперь делать?!
В его голосе было такое отчаяние, что мне стало не по себе. Я потушил сигарету, потянул Гарри за руку, заставляя сесть рядом со мной на скамью, и хотел обнять его, но он только досадливо дернул плечом. Ему нужно было поговорить, а не чтоб его жалели, как маленького.
— Пап, а ты убивал людей? — спросил он.
— Да.
— Много?
— Не знаю. Кто же это считает… С десяток, наверное.
— И… как оно? — спросил Гарри со странной интонацией.
— Страшно, — честно признался я. — В первый раз особенно.
— Угу, — глухо ответил он и сгорбился, уткнувшись лицом в колени.
Я молчал и не трогал его.
Через несколько минут он поднял голову.
— Вы с мамой больше не будете никого убивать?
— Как придется, — ответил я, пожав плечами.
— Не надо…
— Это не всегда от нас зависит.
— Я не хочу, — сказал он. — Пожалуйста.
— Мы постараемся, — ответил я, чтобы закрыть тему.
— Я вот думаю, — голос Гарри теперь звучал так, словно у него болело горло, — а ведь профессор Дамблдор — фоновый легилимент, так?
— Да.
— То есть, он знал, что с Квирреллом что-то не то?
— Может быть.
— А почему ничего не сделал?
— Думаю, хотел посмотреть, что из этого выйдет, вот и не стал вмешиваться.
— Что, так просто?
— Ну да.
Гарри судорожно вздохнул и пробормотал:
— Пить хочу.
Я наколдовал ему чашку с водой. Он сделал несколько больших глотков, закашлялся, потом остаток воды вылил себе на руки, чтобы смыть полировку. Вода выплеснулась на штаны, и Гарри не то рассмеялся, не то всхлипнул.
— Никто не понимает, — сказал он. — И ты тоже, пап, только не злись. Даже Рон с Гермионой не понимают. Рон говорит: “Ну, Квиррелл же первый на тебя напал”… Разве это важно?
— А что важно?
— Что никому не было до него дела. Никто не пробовал помочь, а когда Квиррелл умер, ни один человек его не пожалел. Конечно, он заикался, был странный, все над ним смеялись. Но все равно… Может, он не сошел бы с ума, если бы… Да ладно, что теперь об этом говорить?!
— Вот именно, что об этом говорить, — механически повторил я.
Надо было сейчас сказать что-нибудь важное и серьезное, но я, как назло, не мог ничего придумать. Слишком много сегодня было серьезных разговоров…
Гарри еще немного посидел молча, потом поднялся.
— Пап, спасибо тебе. Я теперь пойду, ладно?.. Метлу не трогай, пусть тут постоит, чтобы высохла полировка. Все, спокойной ночи.
Он быстро поцеловал мою руку и сбежал по ступенькам, прежде чем я успел что-либо ответить.
Глава 15
— Больше всего я хочу изловить их командира, Питера Пэна, — страстно говорил капитан.
После разговора с матерью я не мог отделаться от ощущения, что что-то не так. Где-то она определенно недоговаривала… Впрочем, думать об этом было некогда. Надо мной висели невыполненные заказы, сроки поджимали, так что, когда через несколько дней мы вернулись из Седжтон-парка в Торнхолл, пришлось срочно браться за работу.
Да еще появилась новая головная боль — Пушинка. Я ведь обещал Гарри, что мы возьмем собаку, но с тех пор случилось столько всякого, что я совсем запамятовал об этом. Зато Гарри, как выяснилось, — нет. Можно было, конечно, отказаться от обещания. В конце концов, он сам меня обманул, когда «забыл» сказать, что у пса три головы. Но сейчас, когда мы только что помирились, поминать старое было не с руки, чем Гарри и воспользовался. Ничего не скажешь, удачно выбрал момент…
В начале июля Гарри вызвали на обследование в клинику святого Мунго. Заведующий отделением магических травм хотел убедиться, что ребенок поправился после нападения Квиррелла. Гарри с Беллой отправились в Лондон на «Ночном рыцаре» и вернулись только в шесть вечера. Когда я спросил, почему так долго, Белла в ответ разразилась возмущенной тирадой: