— Молодой человек, вы глухой? — повторил полковник Гущин бесстрастно. — Мы приехали к вам не чай пить. А по делу, которое касается семьи вашего соседа Макара Псалтырникова. С вами мы пока волнующий нас вопрос не обсуждаем. С вашим младшим мы поговорим позже. Сначала со взрослыми. С родителями.
— Вася, пусть поднимаются ко мне. Что ты споришь с ними? — послышался мужской голос из отворенного на втором этаже «замка» окна.
— Папа, зачем ты встал? Тебе после капельницы лежать необходимо, — громко ответил Василий Зайцев.
— Я лягу потом. А ты проведи гостей ко мне.
— Пошли, — сказал Василий Зайцев. — Но учтите, ему нельзя долго разговаривать. Проявите милосердие — вы, полиция.
Он не пустил их через главный вход и веранду — они обогнули дом и зашли со стороны патио — в большую кухню. Поднялись по винтовой лестнице из коридора — холла, служившего чем-то вроде хозяйственной кладовой — со стеллажами, заставленными моющими средствами, инвентарем для уборки и кухонной посудой.
Обстановка на втором этаже стильная, но тоже запущенная, как и участок, как и сад. Комната, схожая с больничной палатой. Кровать с кронштейнами, монитор на стене, кресло у окна.
На кровати сидел худой как скелет совершенно лысый мужчина в больничной робе и пижамных штанах. Возраст его было трудно определить. Полковник Гущин лишь глянул на него и притих. Таких он повидал в госпиталях и клиниках, в которых лежал после ковида и ранения, — онкологические больные. Прошедшие химиотерапию и многое другое.
— Простите за вторжение, — сказал он и представился по полной форме, назвал имена и фамилии Макара и Клавдия.
— Соседи наши? Слыхал я про поместье Псалтырникова, это ваш покойный отец? — Зайцев-старший обратил к Макару бледное лицо свое — ни кровинки в нем, только глаза с лихорадочным тусклым блеском. — А я Иван Петрович. Извините, что в таком виде затрапезном…
Они все как-то смешались, разом поубавилось гонора и желания идти на конфликт.
— Так какой у вас ко мне вопрос? — спросил Зайцев-старший.
В этот момент в комнату-палату зашла женщина восточного типа в робе медсестры.
— Зейнааб, повремени, пожалуйста, с инъекцией, а? — попросил Зайцев.
— Ждать нельзя, Иван Петрович. Что сейчас доктор сказал? Сразу после капельницы надо сделать укол. — В руке домашней медсестры был шприц. — Зачем вы приехали? — спросила она с раздражением. — Человек болен, а вы лезете.
— Тихо, тихо, не надо за меня заступаться. — Зайцев протянул ей руку, и она сделала укол.
Сверкнула глазами — словно молнией пригвоздила полковника Гущина — и ушла.
— Итак, коротко, сама суть вопроса. И мы вас больше не побеспокоим. У нашего друга Макара Псалтырниова — вашего соседа — маленькие дети. Две девочки и годовалый сын. Нам стало известно, что ваш младший сын Адам, — полковник Гущин тщательно подбирал слова, — тайком несколько раз приплывал на лодке в их дом и познакомился с девочками. Им четыре и шесть лет, понимаете? А вашему младшему пятнадцать.
«А может, это и не их сын? — подумал Клавдий Мамонтов. — Вот сейчас выяснится, что мы не туда приехали, зря побеспокоили. А жабий принц совсем не Адам Зайцев».
— Слыхал я, что полиция уже и за детей принялась. — Зайцев криво, горько усмехнулся. — А что не так с сыном? Что он, экстремист или фейки распространяет? Или постит что-то в сетях? Или ваших детей к чему-то склоняет плохому?
— Папа, — Василий, находившийся в комнате и молчавший, попытался вмешаться.
— Тихо, Вася. Раз приехала полиция ко мне, удостоила меня, так сказать, своего внимания и высказывает нам какие-то непонятные претензии, то я тоже молчать не буду. У меня рак печени, последняя стадия, мне жить осталось мало. — Иван Васильевич Зайцев глядел на них почти с вызовом — горьким, страшным вызовом обреченности. — Поэтому я вас, полицию, силовиков, не боюсь. Все, чем мы жили, что мы строили, что наживали, что создавали, о чем пеклись, — все, все обратилось в прах. Наши надежды, планы, наш бизнес, наши мечты, наши капиталы… С кем новое будете создавать, а? Ну вот я, например, потерявший почти все… я умираю от рака… И таких, как я, умирающих не только физически, но и морально, — утративших надежды, утративших сам смысл существования, — полным стало полно. С кем вы останетесь? Сын наш младший вас не устраивает. То, что он с вашими отпрысками общается?
— О том, что вы серьезно больны, мы не знали, иначе бы не побеспокоили вас, — ответил ему полковник Гущин. — Вы сами отец. Можете понять отцовские чувства Макара Псалтырникова, его беспокойство. Ваш младший сын… у него с девочками слишком большая разница в возрасте для общения. Но не это нас обеспокоило. Сама форма — он назвался детям тайным именем, странным каким-то — принц Жаба. Он привез им в подарок покалеченное земноводное. Жабу, которой причинил мучения… боль… Именно поэтому мы решили поговорить с вами.