Макара он узрел на берегу озера. Друг его сидел в темноте в плетеном кресле за садовым столом и мечтательно созерцал полную луну, плывущую в облаках и отражающуюся в черной воде. Медитировал?
Черта с два! На столе перед ним стояла бутылка скотча. Правда, пока еще непочатая.
— Привет. Так-то ты бегаешь перед сном? — грозно спросил Клавдий, подходя.
— Клава, радость моя, привет! — Макар просиял и тряхнул светлой челкой, упавшей ему на глаза. — Кого жаждала моя истерзанная душа в этот час, того судьба и послала. Черт принес тебя, Клавочка! Сие надо отметить. Жаль, стакана граненого нет. Ну, мы из горла, отпразднуем. — И он потянулся к бутылке.
Клавдий Мамонтов сразу же блокировал его поползновение своей левой. Пресек. Он видел — Макар, к счастью, пока еще трезв, не успел приложиться к скотчу.
— У меня много новостей, — сообщил Клавдий. За «Клаву» в свой адрес он обычно сразу бил в «морду как в бубен» всякого, но… только не Макара. Ему он позволял называть себя Клавой, потому что… ну, не драться же им из-за этого постоянно?
Он забрал бутылку и… швырнул ее в озеро. Макар взвыл, как волк на луну: «Уааа!» — и продолжал выть, явно корча из себя вервольфа. Он сидел в кресле в расслабленной позе и выл, выл волком, и эхо в парке и над озером подхватывало его вурдалачий вой.
— Проехали, Макар, — спокойно отреагировал Клавдий Мамонтов. — Новость первая — наш общий друг майор Денис Скворцов, прежний начальник здешнего УВД, покинул Бронницы и перевелся на службу в Читу. Ты слышишь? Уехал, бросив здесь все, только чтобы иметь каждый месяц в Чите свидания с Меланьей.
Макар оборвал свой стебный вой, глянул на друга. Его бывшая жена Меланья — красавица, отравительница — по приговору суда отбывала свой долгий срок в колонии под Читой. Туда к ней и уехал влюбленный в нее майор Скворцов.
— Безрассудный мент. — Макар снова ладонью отбросил упавшую челку с глаз. — Но к этому шло. И все для меня давно в прошлом. Тебе ли, Клава, не знать.
Клавдий Мамонтов кивнул.
— Та моя жизнь и та история закончены. Вот и смерть адвоката, друга моего отца, словно бы подвела под прошлым жирную черту. А что в настоящем… Весна, май, наш дом на озере, дочки, сын… Пока я хоронил в Иерусалиме старика, у моих принцесс завелся какой-то тайный воображаемый друг здесь. Представляешь? Лидочка что-то темнит, скрытничает. Августа ее, кажется, к этому воображаемому тайному другу ревнует. Лидочка фантазирует, здесь ведь нет других мелких… Вот они с Августой и играют между собой, придумывают что-то.
— Тебе пора самому повзрослеть и осознать, что ты отец троих детей. Как в Риме говорили — pater familia, глава семейства, — назидательно изрек Клавдий Мамонтов. — Новость вторая. Я написал сегодня рапорт. Я ухожу из полиции. Всегда хотел уйти и служил, но… теперь все, баста. Рапорт подал на увольнение.
— И это ожидаемо. — Макар встал, подошел к другу. — Я знал, что ты рано или поздно уйдешь.
— С меня хватит.
— Ну и отлично, братан! — Макар и Клавдий ударили кулак об кулак. — И будешь теперь всегда с нами. Сам говорил — здесь жить без охраны нельзя, на меня надежды никакой. Потому что я алкаш, но притом многодетный отец. Безалаберный и беспечный… Ты станешь нашим защитником, телохранителем моих детей и старух, надеждой нашей и опорой. Мы друзья с тобой, и я денег тьму потерял в последнее время, как и все, но платить тебе зарплату втрое больше ментовской я все еще в силах.
— Не хвались, едучи на рать, — Клавдий усмехнулся. — Мажором ты был и останешься мажором даже без бабла. Но насчет охраны — да, придется мне вами заняться. Вполне возможно, скоро начнут грабить богатые дома и угонять, разбирать на запчасти крутые тачки. Так что ты в зоне риска.
— И какая третья новость? — Макар несколько напрягся. — Объявишь мне, что ты женишься кое на ком?
Они глянули друг на друга. Соперники и враги в прошлом, а теперь почти братья, родные люди по духу, по жизни. Однако все еще… соперники…
— Я со второй новостью не закончил. Насчет того, чтобы стать вашим телохранителем семейным — есть одна загвоздка. У меня черная метка в профессии, я тебе говорил. Прежнего своего клиента я не уберег, потому и ушел в полицию. Я ушел с позором из охраны, бесславно.
— Ну а у меня бывшая жена — отравительница, и что близкие мне люди здесь творили, ты тоже знаешь отлично. — Макар вздохнул. — Так что оба мы с тобой жизнью ушибленные, Клава. Потому, наверное, нам так легко друг с другом. А в наше время, когда столько ненависти, злобы, которой мы уже нахлебались досыта, одно осознание, что у тебя есть друг верный… Клава, я порой сейчас не хочу просыпаться по утрам, ты понимаешь? Меня ничего уже в нашей резко изменившейся жизни не держит. Только мои дети. Я живу ради них. Когда совсем уж беспросветное отчаяние охватывает меня, я обращаюсь мыслями к тебе — какой ты весь из себя правильный, и благородный, и… стойкий, Клава. Я не прикалываюсь, правду говорю. И нахожу утешение, пример для подражания…