Закончив читать, Малкин перевернул лист, окинул быстрым взглядом оборотную его сторону, и, убедившись, что она чиста, вернул лист в исходное положение, потряс им, словно пробуя на прочность корявые буковки, и, бегло прочитав донесение еще раз, насупил брови, изображая напряженную работу ума.
— За сообщение спасибо, — сказал он жестко, чтобы скрыть распиравшую его радость, — а вот за нарушение конспирации объявляю тебе выговор. Ты когда писала это донесение?
— Вчера.
— А получается так, будто сегодня. Хотя бы дату поставила. Я уж, было, подумал, что треп. День только начался, а ты успела и с Заратиди переговорить, и донесение сочинить, и в приемной начальника горотдела энкавэдэ покрасоваться. Н-ну ладно. Давай по существу. Ты все написала, что тебе было сказано? Ничего не забыла?
— Все. А как же! Конечно, все!
— Фамилий, адресов названо не было?
— Не-эт, не было. Он же не дурак до такой степени раскрываться.
— Он-то, может, и не дурак. А вот ты… Жаль, что не решилась с ходу начать его разработку. Никогда ничего не отвергай не подумавши, не посоветовавшись. Оставлять надо вопрос открытым. Мы ж с тобой об этом целый час толковали.
— Все случилось так неожиданно. Я растерялась. Потом, конечно, пожалела, что обрубила концы.
— Ладно, не отчаивайся, еще не все потеряно. Он же предупредил, что у тебя выбора нет! Теперь уверен, что запугал, что ты со страху пойдешь с ними. На этом и сыграй: прикинься овечкой, скажи, что погорячилась… Он женат?
— Кто? — вздрогнула «Виржиния».
— Ну, этот плотник, как его…
— Заратиди?
— Во-во! Заратиди!
— Нет, — «Виржиния» нахмурилась и опустила глаза. — А что, это имеет значение?
— Конечно! Теперь все имеет значение. Или ты думаешь, что он не мужик?
— Вы хотите сказать…
— Да! Да-да! Именно это хочу сказать! Задури ему голову, подай надежду и держи на расстоянии. Пофлиртуй. Ну а… потребуется… Потребуется — так уступи!
— Да?! — вспыхнула «Виржиния». — Вы мне разрешаете? — в глазах ее появились осколки льда. Она резко встала.
— Дело не в этом, Галя! — Малкин взял собеседницу под локоть и мягко, но настойчиво понудил присесть. — Ты ввязалась в серьезную драку. Честь и хвала тебе, что не испугалась, что в условиях смертельной опасности проявила большевистскую смелость. Надо продолжить начатое и довести дело разоблачения врагов до конца. И тут любая жертва оправдана. За независимость родины, за счастье трудового народа, за наше с тобой счастье, Галя, миллионы прекрасных людей отдали свои жизни. От тебя требуется самая малость, и то — как крайний случай. Понимаешь?
— Понимать, то я, Иван Павлович, понимаю. Все понимаю, только… Вы ж сами потом надо мной смеяться будете… Ладно! — сказала вдруг решительно и распрямилась, словно сбросила с плеч надоевшую тяжесть. — Где наша не пропадала! Обещаю не дрейфить, пройти через все муки ада, и, если потребуется, — через это, — она сделала ударение на последнем слове.
— Ну, вот и ладненько, вот и хорошо, — заворковал Малкин. — Рад, очень рад, что не ошибся в тебе. Мо-ло-дец! Скажу честно: ты больше чекист, чем все мои профессионалы вместе взятые!
Как бы между прочим, но так, чтобы заметила «Виржиния», он взглянул на часы:
— Ого! — воскликнул с притворным сожалением и щелкнул пальцем по циферблату. — Время, черт, на месте не стоит!
— Вы торопитесь? — спохватилась «Виржиния» и сделала вид, что готова немедленно встать и уйти.
— Не то слово, Галя! Время горячее, масса дел…