«Молодцы придурки, — возмутился Малкин. — До ветру не сходят, пока не напакостят. Это ж надо додуматься поставить так вопросы. Попробуй, вычлени из вреда от расхлябанности, ошибок и просчетов, от неумения организовать, вред, причиненный вражеской деятельностью. Взорвали завод — тут все ясно, убытки можно разложить по полочкам. А в данном случае? Ведь решения-то в общем принимались правильные. Не встанет же замаскировавшийся враг на виду у всех и не крикнет во все горло: «Вот я вредитель, делай по-вражьи, как я!»
Малкин собрал руководящий состав отдела, ознакомил с запросом.
— Что будем делать? Что отвечать? — обратил он свой взор на заместителя.
— Мне трудно советовать, я этих метелевых-гутманов в глаза не видел, — ушел от прямого ответа Абакумов. — Но думаю, что постановления пленумов и решения бюро горкома, если их рассмотреть под правильным углом, могут стать хорошим подспорьем для написания ответа.
— Правильно, — поддержал Аболин, — особенно много фактуры в протоколах и стенограммах пленумов и собраний партактивов. Там коммунисты ставили вопрос ребром — вот вам и оценка деятельности прежнего руководства.
— А докладные записки руководителей ведомств? — подхватил Захарченко. — А приказы о взысканиях? Проанализируем дела об антисоветской пропаганде, о вредительстве, сделаем выписки, снабдим их короткими комментариями — и пусть захлебываются.
— И не нужно никаких дополнительных проверок, — подытожил Абакумов.
Малкин, довольный, улыбался. Ему нравилось, как близко к сердцу приняли подчиненные его озабоченность. — Золотоголовые вы мои, — произнес он с легкой иронией, — что бы я без вас делал? Вы с такой легкостью берете то, что лежит на поверхности.
Ладно. По Сеньке шапка. Какой вопрос — такой ответ. Готовьте фактуру, комментарии, а мы с Абакумовым сварганим отписку. Договоритесь между собой, кто где будет производить раскопки. Срок исполнения… — Малкин зачем-то взглянул на часы, — три дня хватит?
— Вполне, — поторопился за всех ответить Захарченко. Остальные, соглашаясь, закивали головами.
«Черт бы их подрал, этих гутманов, лапидусов, — выругался Малкин, когда за Абакумовым, выходившим последним, закрылась дверь. — Навязались на мою голову. И эти, мудаки-москвичи, мусолят, мусолят, сколько можно? Давно пора всю банду пустить в расход».
Чертыхаясь по любому поводу, он никогда всуе не поминал Бога, хотя относил себя к воинствующим безбожникам. Эту странность подметили в нем подчиненные и при случае зубоскалили по этому поводу, но лишь тогда, когда была полная уверенность, что их «шуточки» не достигнут ушей начальства.
Почувствовав усталость, Малкин заперся в кабинете и прилег на диван. В голову полезла назойливая несуразица и, разворошив залежи памяти, извлекла на поверхность горькие воспоминания о недавней обиде. Перед глазами возник омерзительный облик Осокина, посягнувшего на его независимость. «И ведь выскользнул, подлец, из рук в самый неподходящий момент», — снова зашевелилась злость. Он и сегодня еще томился в догадках: спасла Осокина случайность или вражья рука Шеболдаева, ловко умевшего уводить от беды своих выдвиженцев, когда они по уши зарывались в грязь. Как бы там ни было, но Малкин тогда остался с носом и даже сейчас, по прошествии почти трех лет не мог успокоиться, предать забвению и простить себе допущенную ошибку. Винил в этом и Евдокимова. Это он в том памятном разговоре рекомендовал не торопиться с принятием мер. Прислушался. Не спешил. Компромат, правда, собирал и вел себя с ним напористо, бескомпромиссно. Обставил осведомителями. Донесений немедленно анализировал, проверял, закреплял и был готов при необходимости предать осведомителей и пустить их по делу в качестве свидетелей. Участвуя в мероприятиях, проводимых райкомом, не упускал случая, чтобы выставить напоказ некомпетентность первого секретаря. Он обвинял его окружение в развале организационно-партийной и политико-воспитательной работы, в протаскивании канцелярско-бюрократических методов руководства, в оказёнивании партийной учебы, в ослаблении классовой бдительности и засорении партийных и хозяйственных кадров классово чуждыми элементами. В ход шли стандартные партийные формулировки, которые использовались, как правило, при исключении коммунистов из рядов ВКП(б). Здесь было все: и «допущение обактивления врагов народа в результате бездеятельности, семейственности и круговой поруки», и «глушение сигналов рядовых коммунистов, пытавшихся разоблачить вражеские вылазки отдельных руководителей района» и «нежелание мобилизовать парторганизацию на разоблачение и уничтожение врагов партии и народа, и «проведение явной линии на разложение советской работы».