Джичоев, взволнованный, стремительно набросал докладную записку, усилив ее конкретными фактами антипартийной и антисоветской деятельности Шулишова, перечитал, сделал несколько правок, поручил немедленно отпечатать и успокоился лишь тогда, когда поставил под текстом свою подпись и передал документ Бессонову.
Прошла неделя. Джичоев, нетерпеливо ждавший результатов рассмотрения докладной записки, не выдержал напряжения и написал новую, снабдив ее дополнительными фактами и приложив объяснения сотрудников УНКВД, в которых те признавали свою вину в допущенных «перегибах». «На основании вышеизложенного, — написал Джичоев в конце докладной записки, — считаю необходимым:
1. Ускорить рассмотрение вопроса о грубейшем нарушении революционной законности по УНКВД на бюро крайкома ВКП(б).
2. Срочно созвать совещание оперативного состава УНКВД и дать установку о предотвращении случаев фабрикации дел и необоснованного избиения арестованных, которые этого не заслуживают.
3. Сообщить в ЦК ВКП(б) о вскрытых фактах грубейшего нарушения революционной законности и Постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17.11. 38 г. со стороны начальника УНКВД тов. Шулишова и других сотрудников УНКВД».
36
— Сегодня, Безруков, вы будете допрошены с участием помощника военного прокурора по Краснодарскому краю товарища Кондратьева и особоуполномоченного Егорова, — предупредил Захожай, начиная допрос.
— Я прокурора не приглашал, — рыкнул Безруков, недослушав Захожая. — В его присутствии давать показания не буду!
— Послушайте, Безруков, — взорвался терпеливый Захожай, — что это за бравада? Почему вы себя так по-хамски ведете? Чего вы, в конце концов, добиваетесь? Вы просили меня посодействовать вашему переводу из Лефортовской тюрьмы в краснодарскую, потому что вам не понравилось тамошнее обращение — я пошел вам навстречу. В «благодарность» вы стали высказывать недоверие мне и я пригласил на допрос прокурора и особоуполномоченного. Вы опять высказываете недовольство. Так, может, вам все-таки удобнее содержаться в Лефортово? Чего вы хотите?
— Скорее всего, — высказал предположение обидевшийся прокурор, — ему не терпится опробовать на собственной персоне те методы следствия, которые в свое время сам изобретал и применял к своим жертвам.
— Вы же их называете вражескими, — парировал Безруков.
— Да, если их применяют к невиновным. По отношению к вам эти методы вполне допустимы и оправданы. И если товарищ Захожай проявляет незаслуженную гуманность, то это не значит, что вы неприкасаемы.
Безруков стушевался.
— Я не думаю, что помощник начальника следственной части на это пойдет.
— Ведите себя прилично, как подобает человеку, осознавшему свою вину, может, и не пойдет.
Безруков промолчал.
— Вы еще не забыли про дело Петра Пушкова? — спросил прокурор.
— О нем так много говорено, что этот Пушков во сне уже снится.
— Это хорошо, что снится. Значит, начинаете осознавать свою неправоту… Как случилось, что по делу арестовали Пушкова Петра вместо его брата Максима?
— Арестовали того, на кого была санкция.
— Санкция меня сейчас не интересует. Вам Одерихин доложил, что по бестолковости оперработника арестован не тот человек. Почему вы не исправили эту грубейшую ошибку?
— Я доверился санкции прокурора. Он же проверяет дело, прежде чем давать санкцию на арест!
— Обязан проверять и, вероятно, проверял. Но по делу не проходит Максим. Вы ж не давали прокурору донесения своих агентов. У него нет к ним допуска. А у вас есть. Почему вы не проверили?
— Я поинтересовался, почему арестован не тот Пушков. Мне ответили, что тот семидесятилетний старик, а этот молодой, да к тому же проходит по делу вместе с ним.
— Проходит как родственная связь, — уточнил Захожай.
— И санкция получена на него, — проигнорировал Безруков замечание следователя.
— Вы опять о санкции! — прокурор раздраженно посмотрел на Безрукова.
— Потому что в этой истории, я считаю, главным пунктом была санкция. Я ей доверился. Тем более что семидесятилетнего Максима никто бы не арестовал.
— Вы по материалам получаете санкции или по возрасту?
— Мы избегали брать стариков. Арестовывали только особо важных.
— Вот тут и есть вражеская рука, — прокурор победно сверкнул глазами.