— Не ссылайтесь вы на бригаду! Применение мер физического воздействия ведет к фальсификации, или нет?
— Может привести.
— В осиповском деле привело?
— Не знаю.
— Так знайте: в осиповском деле нет ни слова правды. Это доказано. Сплошной вымысел и ничего более. Сейчас все они освобождены, восстановлены в партии…
— Это еще ни о чем не говорит. Бывает, что и назад возвращаются.
— Вам предъявить материалы?
— Я помню живых участников.
— Вернемся к Ильину, — попытался Захожай направить допрос в нужное русло. — Из ваших показаний следует, что по сфабрикованному делу вы арестовали Ильина, бывшего чекиста, ушедшего в отставку по состоянию здоровья, и жестоким обращением довели его до самоубийства.
— Я не доводил.
— Его били?
— Били.
— И что?
— Он напал на сотрудника, разбил ему графином голову, отобрал у него наган и застрелился.
— Даже не пытался уйти?
— Из той комнаты выхода не было.
— Он давал показания?
— Начал давать.
— О чем?
— О том, что признает себя участником контрреволюционной организации и что вместе с другими готовился к террористическому акту.
— Против кого?
— Лично Ильин готовился убить Малкина.
— Это правда, что против Малкина и Сербинова готовился теракт?
— Им никто не подсказывал.
— Как же случилось, что они дали одинаковые показания? Ведь между ними даже очных ставок не было!
— Зачем мы будем разбирать этот вопрос здесь?
— Это не ваше дело.
— Люди на свободе — спросите их, почему они дали одинаковые показания.
— Я спрашиваю у вас. Потому что протокол с местным террором подписали вы.
— Если арестованные настаивают на своих показаниях, как я могу не подписать?
— Мерзавец вы, Безруков, — не выдержал прокурор издевательского тона Безрукова. — Отвечайте на вопрос: кто арестовал Ильина?
— Если я не запутался, то я… по указанию Сербинова.
— Вы запутались и основательно. Утверждали, что арест произведен секретариатом, теперь говорите, что вами по указанию Сербинова. Скажите четко: кто истребовал санкцию на арест Ильина?
— Я. По указанию Сербинова.
— Вы утверждаете, что Ильин застрелился. Чем вы докажете, что все было так, как вы говорите?
— Есть живые люди: Скирко — участник происшествия, тот самый, кому Ильин размозжил голову, оперуполномоченные Трубицын и Макеев, которые видели умирающего Ильина и Скирко, лежащего на полу без сознания.
— Видели умирающего Ильина, а не стреляющего в себя. Это не свидетели. Я прихожу к мысли, что Скирко застрелил Ильина, а затем с помощью корешков инсценировал нападение.
— Предположить можно что угодно. Особенно, если человек с фантазией. Ваша версия красива, но бездоказательна.
— Так же, как и ваша о самоубийстве. Осипов рассказывал, что в ту ночь он находился в соседней камере, слышал крики, матерщину, глухие удары, а потом все стихло. Среди кричавших он хорошо слышал голос Ильина. Осипов вообще считает, что Ильина забили до смерти, а самоубийство инсценировали.
— Нет. Здесь все точно. Я не заинтересован скрывать. Били его, это не противопоказано. Били как следует. Это разрешено.
— При наличии оснований…
— Не стройте вы из себя… И нам, и вам известно разъяснение ЦК по этому поводу. Неужели вы не знаете, что физмеры Как исключительная мера — это разговор для широкой публики? Били сплошь и рядом и будут бить, никуда от этого не деться. Я и другие, кто сегодня уже арестован и находится в работе, валим все на Малкина и Сербинова. Это правильно. Потому, что все происходило с их ведома или по прямому указанию. В свою очередь, они тоже исполнители, так как слишком трусливы, чтобы брать на себя ответственность за других.
— Вот сейчас в вас заговорил бывший секретарь парткома УНКВД, — заметил Захожай. — И коль скоро вы затронули эту тему — расскажите, какую вражескую работу вы проводили по линии парткома.
— Это не ваше дело. В своих делах партия разберется без… сама.
— НКВД — вооруженный отряд партии и его главная задача: уничтожать всех, кто ее компрометирует, или прямо вредит.
— А что, следствие располагает сведениями, что в УНКВД такая работа проводилась?
— Следствию известно, что партработа в УНКВД была вообще завалена.
— Согласен. И на то есть объективные причины. Лично я старался проводить партработу на самом высоком уровне.
— Что же вам мешало?
— Один в поле не воин.
— Вы не были один. Был партком. Кто входил в его состав?