Сун-Дин-Фу Кузьма Иванович, девяносто восьмого, штукатур — ВМН.
Балковский Александр Евстафьевич, пятого года рождения, помощник прокурора — ВМН…
— Продолжать, или хватит?
— Хватит, — выдавил из себя Безруков, — достаточно.
— Из двенадцати названных только один освобожден, остальные расстреляны!
— Приговорены — значит, было за что…
— А фальсификацию вы отрицаете?
— Отрицаю.
— Ну, что ж! Будем разоблачать вас на очных ставках. При каких обстоятельствах вы убили Колоду?
Безруков пронзительным взглядом уставился на Гальперина: неужто уже доложил?
— Это факт, известный всем, в том числе крайкому и НКВД, — сказал прокурор.
Безруков подробно рассказал об «операции».
— Вы убили человека, вас не мучают угрызения совести?
— Нет, не мучают. Это не человек. Он — враг.
— У вас не было на него никаких показаний.
— О нем говорили «Раевская» и Гущин.
— «Раевская» провокатор, а Гущин дал показания под пыткой.
— Это не имеет значения. В тот момент, когда к нему применялись физмеры, я был уверен, что он враг.
— Ясно. С этим все ясно. Полный расклад. Скажите, вы лично часто избивали арестованных?
— Избиением занимались все: от рядового до начальника Управления.
— Я спрашиваю не обо всех. Лично вы пытали?
— В Управлении пытки не применялись.
— Вам не нравится слово «пытка»? Употребим другое слово, помягче. «Истязание» подойдет? Нет? Физическое насилие? Тоже нет? Хорошо. Тогда так, как в официальных документах ЦК и НКВД: физические меры воздействия?
— Согласен.
— Так вот, лично вы часто применяли к арестованным физические меры воздействия?
— В зависимости от поведения обвиняемого.
— Точнее.
— Всякий раз, когда в этом была необходимость.
— Еще точнее.
— Всякий раз, когда арестованный отрицал свою вину.
— Даже если отрицал обоснованно.
— Откуда мне знать?
— Стойки применяли?
— Конечно.
— Конвейерные допросы?
— Применяли.
— Избиения без санкций?
— Было. Когда пахло жареным — санкции брали задним числом. Вообще контроль был неважный.
— Вы хотите сказать, что эти методы воздействия применялись в массовом порядке?
— Да.
— По непроверенным материалам тоже?
— Случалось.
— Одерихин в письмах наркому рассказывал о применении вами к арестованным удушающих масок.
— Этот метод мною применялся в исключительных случаях.
— Кто определял их исключительность?
— Малкин, Сербинов и я.
— Вы применяли метод, человек задыхался и подписывал все, что ему подсовывали?
— Только протоколы допроса.
— С вымышленными показаниями?
— По-вашему — да, по-моему — нет.
— У вас иные критерии?
— Как во всем Союзе. В прокуратуре, кстати, тоже.
— Прокуратуру вы не трогайте, — рыкнул прокурор.
— Это еще почему? — закричал Безруков, брызнув слюной. — Это вы сейчас стали честными, бросились разоблачать «извращенные методы следствия». А что делали тогда? Заседали в «тройках» и по нашим липовым материалам отправляли людей на смерть? Что ж вы тогда молчали? Убивали нашими руками и получали награды!
— Успокойтесь, Безруков, — промямлил Захожай нехотя, лишь бы не молчать. Допрос с участием прокурора ему не нравился: много эмоций, а проку никакого. Ни один вопрос до конца не решили. — Чем занималась прокуратура — не вам судить. Отвечайте за свои действия.
— Если бы они тогда не бздели, а выполняли свой долг, может, я не сидел бы сейчас перед вами!
— Успокойтесь. Вы разве против того, чтобы в стране восстановилась законность?
— Дорогой ценой восстанавливаете.
— Продолжим. Кто давал санкцию на применение этого метода?
— Я давал.
— Кто еще применял ваш метод?
— Никто.
— А нам известно, что применяли помимо вас. Кому вы еще доверяли свою «аптеку»?
— Никому.
— У вас был помощник, некий пограничник…
— Не помню.
— В Управлении его прозвали «алхимиком».
— Не знаю такого.
— Мы знаем, что ваш метод нашел применение на периферии.
— Возможно. Шило в мешке не утаишь.
— Вы хотите сказать, что это случайная утечка?
— Конечно.
— К вам обращались следователи с просьбами применить этот метод к их подследственным?
— Обращались.
— И вы применяли?
— Когда в этом была необходимость.
— В присутствии следователей? Или позволяли им делать это самим?