— То есть вы хотите сказать, что контрреволюционная организация, чтобы ее признать таковой, должна быть организационно оформлена? Так? Должна иметь руководящий центр, исполнительные органы, а каждый ее участник должен осознавать, что он является членом этой организации, иметь права, обязанности, поручения — так?
— Конечно.
— Но ведь именно такая организация и существовала в крае. Возглавляли ее Малкин и Сербинов — это доказано, они это признали и дали на этот счет показания. Самым близким человеком по вражеским делам был у них Безруков и многие начальники горрайорганов НКВД. Это тоже доказано, потому что они выполняли ваши вражеские установки, творили чудеса, а вы их за это приветствовали. Они об этом без нажима говорят на допросах.
— Это их дело, говорить или не говорить. Я ни к каким организациям не примыкал и никто меня туда не приглашал. Имевшие место случаи фальсификации, незаконных арестов, извращенных методов ведения следствия являются результатом воздействия на меня условий, в которых работал я и весь личный состав. Подумайте сами: какой был мне смысл набивать камеры арестованными и обрекать себя на каторжный труд без сна и отдыха? От меня требовали поставить работу так, чтобы каждый следователь ежедневно выдавал готовыми не менее пяти дел. Возможно это сделать при соблюдении всех норм социалистической законности? Невозможно. Приходилось изощряться.
— Ваши размышления вслух, Безруков, следствие во внимание не принимает, — подвел итоги допроса Гальперин. — Вы разоблачены как враг народа, вина ваша полностью доказана даже без учета предстоящих очных ставок, и вы предстанете перед судом как матерый антисоветчик и активный участник контрреволюционной террористической организации.
— Я таковым никогда не был и не буду.
— Не будете, — согласился прокурор. — Теперь не будете, — добавил он убежденно и брезгливо оттолкнул от себя изрядно разбухшее за последнее время дело. Я думаю, — поднял прокурор глаза на Захожая, — что с Безруковым надо кончать. У следствия достаточно данных о его вражеской деятельности, и пора дать слово Военному трибуналу. Это, Безруков, и мой ответ на последнее ваше заявление, в котором вы в своей преступной манере возводите клевету на следствие.
Прокурор встал, хмуро взглянул на согбенную фигуру Безрукова, склонившуюся над столом, торопливо сунул Захожаю руку для пожатия и стремительно вышел из кабинета. Звонко стрельнула с силой закрытая дверь, и Безруков, вздрогнув всем телом, потянулся вслед за ушедшим, запоздало выбросил руку вперед, словно желал остановить его и сказать что-то важное, что изменит ход следствия и вернет надежду. Увы!
42
В полночь Гальперину позвонил Селезнев.
— Слушаю, Петр Иануарьевич!
— Зайди, посовещаемся. Состояние ревзаконности в крае знаешь?
— Это моя обязанность.
— Волнует линия ГБ. Все, что есть отрицательного за последние два года — возьми, доложишь. Хорошо бы иметь обобщенные материалы. Разговор будет детальным.
— Все, что надо — есть.
— Жду тебя в два часа.
— Буду непременно.
«Кажется, лед тронулся, — захлебнулся от радости прокурор. — Если Первый решился расстаться с Шулишовым — это победа!» Он взял материалы последних проверок выполнения органами НКВД ноябрьского Постановления ЦК И СНК, прихватил на всякий случай несколько жалоб освобожденных из-под стражи и во всеоружии явился к Селезневу. В кабинете уже были Бессонов и Джичоев.
— В последнее время, — начал беседу Селезнев, — с Шумиловым творится несообразное. Груб, амбициозен, проявляет несогласие с решениями бюро крайкома. Дошел до того, что уже в письменной форме выражает недоверие крайкому, шельмует партработников. Вот его замечания к протоколу, заседания бюро:
«Первое. Я считаю решение бюро в отношении оценки положения оперативной работы в Управлении необъективным и по существу не отвечающим истинному положению вещей.
Второе. Тенденциозным является обвинение меня в том, что я продолжал долгое время держать на оперативной работе ряд ныне арестованных бывших сотрудников. Это легко поддается проверке и нетрудно установить, что задержка с их отстранением от работы от меня не зависела. Что касается Безрукова, то здесь вина полностью ложится на секретарей крайкома. Считаю ненормальным, когда на мою просьбу проверить это я получил от Селезнева обвинение, что я занимаюсь «провокацией» и заявление (реплику), что я сознательно засорил аппарат Управления врагами.