— Джичоев, разберись. Подстегни их хорошенько, помоги принять правильное решение. Давай, прокурор, свой вопрос, на который хотел обратить наше внимание.
— Я по поводу отклонения протестов краевой прокуратуры. Со стороны Шулишова это форменное издевательство. В прокуратуру поступает жалоба осужденного, отбывающего срок в ИТЛ за распространение контрреволюционных слухов. Жалобу проверяют, допрашивают прежних свидетелей и несколько человек дополнительно, устанавливают, что осудили невиновного, и вносят протест с предложением осужденного из-под стражи освободить. Шулишов затевает новую проверку, его сотрудник передопрашивает свидетелей, но уже с таким нажимом, что они идут на попятную, и сотрудник выносит постановление об отклонении протеста. Это, мягко говоря, свинство, а по большому счету — преступление. Но самое мерзкое во всей этой истории то, что Шулишов в сопроводительном письме цинично обращает внимание крайпрокурора на незаконные действия райпрокурора, якобы допущенные при проверке жалобы.
— Это обобщенная информация или конкретный факт?
— Это конкретный факт.
— А почему протест прокурора адресован УНКВД?
— Потому, что человек осужден «тройкой».
— Дай-ка мне данные для ориентира.
— Следственное дело тридцать девять восемьдесят три. Гордеев Митрофан Андреевич, уроженец и житель станицы Белой Глины, из крестьян-кулаков, до ареста работал завхозом на алебастровом заводе. Был осужден на двенадцать лет ИТЛ за распространение контрреволюционных слухов.
— Разберемся. А ты молодец, Гальперин! Чувствуешь не только свою боль, но и боль коллеги-соседа. Все, товарищи! По домам. Будьте здоровы.
43
Шло время. Гальперин ждал результатов памятной беседы в узком кругу, состоявшейся по инициативе первого секретаря крайкома ВКП(б) Селезнева. Результатов не было. Шулишов по-прежнему ходил гоголем, напыщенный и ершистый, и, как всегда, старался не замечать вокруг себя никого, кроме тех, в ком нуждался.
И все-таки час пробил. Арестовали и отправили в распоряжение особоуполномоченного войск НКВД Березкина — последнего из малкинского окружения. А в первых числах апреля 1941 года в край прибыла комиссия НКГБ СССР. По тому, как вел себя Шулишов, было видно, что больших неприятностей от нее он не ждет. Так оно, вероятно, и было бы, потому что обследование проходило вяло, явно демократично с уклоном на смазывание острых углов. Видя это, Гальперин вынужден был вмешиваться, давая руководителю комиссии обильную пищу для размышлений. Наконец обследование закончилось. Результаты его, нежданно-негаданно, оказались для Шулишова плачевными. Благополучным исходом не пахло и взор его потух… Он скукожился, стал маленьким и жалким.
Итоги обследования подвел приказ НКГБ Союза от 22 апреля 1941 года.
«Проверкой, — отмечалось в приказе, — установлен ряд существенных нарушений постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17.XI.38 г. и приказа НКВД СССР за № 00702 от 26.XI.38 года об арестах и ведении следствия.
Начальник УНКГБ т. Шулишов и его заместитель ст. л-т г/б т. Массалов допустили серьезные ошибки в агентурной и следственной работе Управления.
Хотя оперативный удар УНКВД по Краснодарскому краю по разрабатываемым антисоветским элементам был нанесен в основном правильно, однако вследствие слабости аг. работы, недостаточной проверки агентурно-следственных материалов, поспешности в их реализации и, в ряде случаев, поверхностного ведения следствия имели место факты необоснованных арестов.
Работа по использованию внутрикамерной агентуры была организована неправильно: агенты в камерах работали по году и более, будучи уже осужденными, и иногда посылались в «командировки» в другие тюрьмы края для «разложения» арестованных…»
Учитывая изложенное, Шулишов с занимаемой должности был снят и откомандирован в распоряжение НКГБ БССР. Досталось Захожаю, ставшему к тому времени начальником следчасти. За «неправильный инструктаж внутрикамерной агентуры, отсутствие контроля при ведении следствия и допущение необоснованных арестов» он был от работы отстранен.
— Жаль Захожая, — сказал Гальперин Джичоеву, ознакомившему его с приказом, — перспективный был парень. Конечно, тоже не без греха, как все мы в этом мире, но парень действительно был душевный.