…Брежнев впервые приехал в училище позже многих. Его ждали. Ждал даже командир взвода старший лейтенант Чуткий. Оказывалось, что без него взвод как бы еще оставался в четвертой роте, тогда как другие взводы уже находились в пятой. Ему представлялось, что он и немногие, самые успевающие и дисциплинированные, переходили в старшую роту первые, а за ними следовали остальные.
А второй взвод и без Светланова, как всегда дружно, направился играть в футбол, а затем купаться в бассейне. Все главные места в училище теперь принадлежали им. Когда Светланов приехал, он тоже присоединился к товарищам, но сначала он увидел Брежнева и поздоровался с ним, затем ходил здороваться с ребятами из третьего взвода. Эти ребята нравились ему, особенно боксеры, а баскетболисты являлись как бы вторым его взводом.
Непонятно встретил Светланова старший лейтенант Пупок. Знакомо расставив короткие ноги и запрокинув голову, он будто никого не видел. Светланов заглянул ему в глаза, во что-то налитое, просвеченное и бессознательное, и опешил. Прозрачное и бессознательное вдруг уставилось на него.
— Что смотришь? — спросил Пупок.
— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!
— Здоров, здоров, — отвечал Пупок. — Строй взвод!
— Как строй?
Взвода в казарме не было.
— Ладно. Гуляй.
Годовалов тоже задержался. Его ждали не больше, чем других. По-настоящему ждал его, может быть, один Тихвин. Встреча со старшим лейтенантом Голубевым оказалась Годовалову особенно приятна. Здороваясь с командиром взвода, он поймал себя на мысли, что был ближе к Голубеву, чем кто-либо другой из ребят взвода.
Бушина в четвертом взводе тоже ждали не больше, чем других, но приезд его сразу почувствовали все: появился вожак.
Щеки многих покрыл и дожидался бритвы пушок. Первый стал бриться превратившийся в галантного мужчину самый старший в роте гвардеец Солнцев. Изредка брились Уткин и чернявый Светланов. Но зачинателем массового бритья оказался Хватов. Он намыливал щеки до густой пены, брился, натягивая тонкую кожу, умывался, одеколонился и подолгу разглядывал себя в зеркало.
— Дай бритву, — просил его Попенченко, проводил набухшим пальцем по тугому, гладкому лицу и тщетно искал на нем следы мужественности.
— У тебя же ничего нет, — говорил Хватов.
— Есть. Вот посмотри, — показывал Попенченко.
Хватов смотрел, но ничего разглядеть не мог.
— Ты какими лезвиями бреешься? — спрашивал его Брежнев, начинавший бритьевую кампанию в своем взводе.
Свои лезвия показал ему Тихвин, но Брежнев едва взглянул на него.
Глядя на брившихся, купил все необходимое Ястребков.
— А ну перестать! — кричал старшина Иваненко в бане. — Жеребцы!
Жеребцами они не были, но расправившийся в них один общий человек неожиданно предстал перед ними еще одной стороной. Из них явно выходили мужские особи. Оголтело носились друг за другом длинные Зигзагов и Рубашкин. Гордо носил свои мужские регалии Руднев. На всех поглядывал и был доволен, что не подкачал и в новом качестве, Попенченко. Удовлетворен был и Годовалов. Мужчина тоже получился из него одаренный. Уважительно поглядывал на себя Брежнев. Тянулся за лидерами Высотин. Не ведал стыда Зудов. Он и Хватов немного оплошали, но виду не подавали. Сконфузился сибиряк Кедров, а одетый в мягкий жир Тихвин походил на неестественно крупного ребенка. Но зато неожиданно вышел в лидеры и не знал, как распорядиться странным преимуществом, Ястребков. Ни на кого не обращая внимания, он откровенно и сосредоточенно рассматривал себя. Рассматривал долго, но ни к какому выводу так и не пришел.
Итак, они стали такими, какими, глядя на старших товарищей, особенно выпускников, стремились стать. На них смотрели. Ими восхищались младшие роты, когда сильные, ловкие, загорелые они играли в футбол и баскетбол, прыгали и бегали.
Н а н и х с м о т р е л и. Все училище собралось у бассейна и, подбадривая соревнующихся, размахивало руками, кричало, свистело, наклонялось над бортами и едва не сваливалось в воду. На последнем этапе эстафеты первым плыл Блажко, плыл так, что, казалось, не только не погружался в воду, но всем своим смуглым, широким, как у краба, телом и крепкими, как клешни, руками и ногами чрезвычайно быстро перемещался по самой поверхности как по твердому. Вторая команда пятой роты, первая и вторая команды шестой безнадежно отставали.