— Здравия желаю, товарищ старшина! — бойко приветствовал он.
Блажко, Матийцев и розовощекий уставились в сторону.
Наконец суворовец первого взвода ушел, а они переглянулись. Теперь можно было посидеть, поговорить или, запершись, даже покурить. Широко расставив худые ноги, на один из узлов тут же присел старшина. Через полчаса вся группа, Безуглов впереди, шла в прачечную училища с узлами ротного белья.
И все же согласиться с тем, как вели себя бывшие второгодники, было трудно. Трудно было представить, что и он, Дима, тоже мог бы так жить и ощущать себя.
«Да что это он в самом деле!» — однажды не выдержал он.
Блажко дрался. Вернее, он только изображал драку, поднимая длинные руки и невпопад размахивая ими. Но даже изображать сопротивление, казалось, не хотелось ему. Потом он вытирал разбитый до крови нос на большом прокопченном лице.
— Ты чего на него смотришь? — подошел к нему и спросил его Дима. — Врезал бы как следует.
Он обиделся за Блажко больше, чем тот.
— Ты же сильнее его, — сказал Дима. — И он не прав.
Блажко стоял безучастный, вдруг виновато и признательно улыбнулся, но так вяло, что было видно, что он в самом деле не мог и не хотел совершать над собой какие-либо усилия.
— Ты соберись. Ты же здоровый, крепкий парень, — настаивал Дима, не веря, что можно было быть таким сильным и таким слабым. — Ты посмотри, какие у тебя руки, а грудь всем грудям грудь!
Блажко стоял и молчал, виновато улыбаясь, и ничего не мог поделать с собой.
Глава десятая
Из училища выехали рано, но в городе уже разворачивался воскресный день. С карабинами, в шинельных скатках сидели на машинах плотно друг к другу, смотрели на всюду поблескивавшую и искрившуюся зелень, на тени немноголюдных улиц. Быстро набиравший тепло свежий воздух охватывал их. За городом машины дружно помчались по прямой асфальтированной дороге, сразу зашумело, затрепетало в ушах, тугой воздушный поток сушил глаза и лица под фуражками с опущенными ремешками. Потом они свернули на земляную дорогу, медленно въехали в лес и остановились среди деревьев.
В лесу было просторно и тихо. Веявшее с ярко освещенной солнцем поляны тепло обещало жаркий день. Их уже ждало начальство во главе с крупным и внушительно спокойным полковником Ботвиным, красные полотнища старта и финиша, судейский столик, деятельные лица преподавателей физкультуры, врач и медицинская сестра в белом халате.
— Еще успеем устать, — сказал Высотин, скинул скатку наземь, а карабин прислонил к стволу высокого дерева.
— Давайте составим карабины, — предложил Хватов и тоже снял скатку.
Карабины с откинутыми штыками составили в пирамиды, в каждой по четыре карабина.
— Сядем, — сказал Высотин и всех оглядел.
Сели на траву, едва смягчавшую твердость земли. Руки держали на коленях. Смотрели друг на друга, на начальство неподалеку от судейского столика, на другие взводы, стоявшие у своих деревьев.
— Почему сели? — спросил вернувшийся Голубев.
— Отдыхаем, товарищ старший лейтенант, — за всех ответил Высотин.
— Когда пойдем? — спросил Руднев.
— Минут через двадцать, — ответил Голубев.
— Еще можно отдохнуть, — сказал Хватов.
Оттого, что его взвод сидел, а остальные стояли, Голубев чувствовал себя неуверенно.
— А куда спешить? — не понравился Уткину взгляд командира взвода.
Но теперь и Голубеву не понравился неодобрительный взгляд Уткина, его сходившееся к носу заостренное лицо.
— Вставайте, вставайте, — заторопил Голубев. — Почему расстегнули воротники? Всем застегнуть!
— На марш-бросках можно расстегивать гимнастерку на две верхние пуговицы, — сказал Хватов и уставился в сторону.
Он первый расстегнул воротник.
— Когда пойдете, тогда и расстегнете, — уже решительно сказал Голубев. — Вставайте. Всем встать!
Поднимались, застегивали воротники, стояли кто где. Неподалеку беспорядочно толпился второй взвод. Строй четвертого взвода тоже распался. А первый уже выстроился под красным полотнищем старта.
— Марш! — крикнул преподаватель физкультуры в синем спортивном костюме и резко опустил красный флажок. На его короткой широкой шее вздулись толстые, как веревки, вены.
Первый взвод побежал, а преподаватель, искательно улыбаясь мешковатым лицом и чрезвычайно подвижными глазами, направился к полковнику Ботвину, рядом с которым вытянувшимся полукругом в разрешенных позах стояли несколько офицеров.