Пожалуй, больше всех Идеальный пришелся по душе Высотину. С новым товарищем можно было обо всем поговорить. Он знал и знаменитых людей, и все, о чем писалось в газетах. И кроме того, он являлся по-настоящему образцовым суворовцем. Быть с ним означало находиться у всех на виду. Но кого предпочесть? Попенченко или Идеального? Как ни превосходно выглядел Идеальный, Попенченко не собирался смиряться. Идеального или Руднева? Как ни любил Руднева Высотин, он не мог не видеть, что среди побежденных тем соперников некоторые на вид не уступали Идеальному. Высотин решил не предпочитать. Воздержался он и потому, что разнообразные способности Идеального вызывали недоверие. В самом деле, что за человек Идеальный? Кем считал себя? Боксером? Пловцом? Отличником? Просто образцовым суворовцем?
Противоборство Руднева и Попенченко с Идеальным было очевидно не только Высотину. Со всеми державшийся запанибрата, зачастивший ходить смотреть на тренировки боксеров Зудов, ерничая, говорил Попенченко:
— Что, он тебе опять поддал?
— Он быстрее тебя плавает, — говорил Зудов и Рудневу. — И пляшет лучше.
Но сам Зудов невзлюбил Идеального как никто другой.
— Может, темную ему устроим? — предложил он.
Предложил в шутку, но все знали, поддержи его ребята, он первым стал бы ее исполнителем.
— За что? — спросил Уткин.
— Чтоб не лез во все дырки, — сказал Ястребков.
— Да вы что, ребята?! — завращал выпуклыми глазами Гривнев. — Он хороший парень.
Другие тоже возражали.
— А почему его нельзя? — не согласился Млотковский.
Хотел бы он посмотреть, как этот Идеальный стал отбиваться от десятка неожиданно насевших ребят. Млотковский не забыл, как обеспокоило его появление необычного новичка. Тогда, встретившись с ним взглядом, Млотковский откровенно струхнул. А что, если этот тип начнет перевоспитывать его? Но оказалось, что Идеальный не только не имел таких намерений, а готов был подружиться с ним. Еще не однажды Млотковский заставал на себе уважительные взгляды новичка. Однажды он даже почувствовал, что начинает жить странно возвышенно и рассеянно, ему стало нехорошо, будто его хотели провести как какого-нибудь октябренка. Он обрадовался, что оказался хитрее и умнее. Когда же ему стало не на чем писать, он ни минуты не сомневался, у кого взять новые тетради. Идеальный на него не подумал, а подумал на кого-то неизвестного. Нет, Млотковский не считал, что ворует. У Идеального оставалось много чистых тетрадей, а новые тетради могли выдать не скоро. Конечно, можно попросить, но раз попросишь, два попросишь, не просить же все время. Да и тетради эти принадлежали государству. Нет, никаких угрызений Млотковский не испытывал. Он даже равнялся на Идеального, когда шагал на параде перед правительственной трибуной. Совсем неплохо шагал.
И все же при Идеальном взвод не стал лучше. Два случая запомнились Диме. Первый лишь удивил. На спарринг с Идеальным тренер выставил Дорогина. Сначала они работали вяло, слишком большой была разница в весе, но потом разошлись. Идеального не узнавали. Преимущество оставалось за ним, но такое же незначительное, как если бы против него выступал Попенченко. Второй случай показался уже странным. Дима встретил Идеального в городе с Левским. Странно было не то, что они держались как друзья, а то, что рядом с преобразившимся Левским Идеальный едва ли выигрывал. С этой встречи Дима стал замечать: чем менее видные ребята находились с Идеальным, тем менее видным становился и тот. Странно оказалось еще одно. Все зная и понимая, Идеальный, казалось, ни о чем не думал.
«Да это не человек», — подумал вдруг Дима.
Он еще раз взглянул туда, где только что видел Идеального, видел почему-то в четвертом взводе и сразу в разных местах. Но тот пропал. Странно пропал. Все время чудилось, что он находится где-то рядом.
Глава вторая
Взглянув на Диму, Винокуров покраснел одними глазами.
— Ты извини, — сказал Дима. — Но ты тоже…
— Ничего, — сказал Винокуров.
Он все еще смотрел виновато, стоял и мучился.
Дима помнил его еще по первой роте. Винокуров и после, когда уже не был помощником командира взвода, переживал за порядок и дисциплину больше других. За четыре с лишним года он изменился. Его длинное лицо стало мускулистым, губы потолстели. Теперь он уже ничем не напоминал столбик, но глаза оставались те же и по-прежнему первые замечали появление начальства.
— Знаешь, Роман говорит, что Винокуров стал лучше тебя работать, — сообщил Годовалов. — Роман собирается вместо тебя поставить в команду его.