Черти тоже являлись бабушке. У них не было определенного места, но они появлялись тотчас, если осторожность покидала ее. Сколько раз лишь в самый последний момент она замечала, что они уже окружили ее, уже вертелись под ногами, готовые подхватить ее. Одно то, что она замечала их, озадачивало и приводило поганых в смятение. Они могли принести зло, только когда их не видели. Они как огня боялись молитв и не выдерживали взглядов молившихся людей. Одного взгляда хватало, чтобы они поняли, что им не удастся обмануть ее. Она уже давно не боялась чертей, какими бы ни были у них рожи и рога, козлиные тела и хвосты. За многие годы она изучила все их повадки. Иногда она еще не успевала подумать о боге, а они уже явно приходили в беспокойство, настороженно поглядывали на нее издали. Последним исчезал и дольше всех смотрел на нее самый старый и самый недоверчивый.
Однажды бабушка решила представиться мертвой. Ей уже давно хотелось испытать празднество перехода в несказанный небесный мир, которого с земли не было видно, но откуда можно увидеть все, что происходило на земле. Как хорошо и необычно там было! Там так было, как никогда не могло быть на земле. Однажды это приснилось ей. Но только ли приснилось? Там оказалось не так, как она ожидала: она там не летала, а все время находилась на одном месте, над деревней. Сначала она поднималась все выше и выше, куда-то в самое высокое место, за которым никакой вышины уже не было, но деревня от этого не удалялась. Наоборот, будто бабушка залезла на крышу: она видела каждую избу, каждого человека, каждую травинку в огороде и даже половицу в избе. Но вот она только чуть повернула голову и увидела свою матушку, отца, мужа, Никитишну. Они узнали ее, они все оказались вместе, как никогда не были на земле. И никому ничего не хотелось друг от друга, только все время хотелось смотреть вниз со своего места над деревней. Вот она еще раз взглянула туда, где находились мать, отец, муж, Никитишна, но вместо них увидела Анюту и Диму. Да как они тут очутились? Что такое стряслось с ними так быстро после того, как она умерла? Где же остальные дети? Бабушка встревожилась и проснулась. Дима и Анюта спали с нею на полатях. Будто не просыпалась, бабушка снова оказалась на своем месте над деревней. Она посмотрела вниз и увидела сына Василия и сноху Настю. Закрывшись в клети, они сидели на сундуке, макали хлеб в мед в миске и ели. Где это они взяли мед? Не в первый раз они что-то доставали, запирались и ели.
Бабушка в самом деле сделалась как мертвая, упала, лежала бездыханно, пока весь народ деревенский не собрался вокруг нее и не стал щупать, но ничего не понял.
Она лежала и ждала. Она слышала, какой твердой, большой и молчаливой была земля. Земля вбирала ее в себя, потом вдруг понеслась в высь, слилась с сгустившейся бесконечностью неба. Бабушка всеми силами старалась почувствовать свое тело по-настоящему мертвым и выйти из него душой, что неслась в высь. Она боялась пошевелиться, чтобы не нарушить этого странного состояния, слышала, как что-то над нею посвистывало, чувствовала, как огромно пространство над нею, как огромно оно и под нею. И не выдержала. По посвистывавшему в траве ветру, по тому, что ей стало неловко, она поняла, что живая, что умереть ей не удалось. Теперь она ждала людей. Что-то они скажут, хорошо ли скажут? Подошел один, потом подошел другой, раздались крики. Голоса доносились как сквозь шум леса. Кто-то наконец взял ее руку, кто-то тронул ее за голову, запричитала Ильинишна, послышался начинавший сипеть голос сына Василия. Он, как палкой, толкнул ее длинной рукой, еще раз толкнул.
Здесь бабушка открыла глаза, поднялась, со скупым выражением лица сказала:
— Уж так плохо-то мне было.
И прижала руку к сердцу. Оно, как всегда, билось безостановочно и ровно.
…Дима вошел в избу. Никого. Он пошел было назад, но, увидев икону в углу на божнице, сразу понял, что сейчас сделает. И понял, что давно этого хотел. В избе было солнечно и сухо, а икона мутно темнела. Он различил изображение человека в спадающих одеждах. Очень гладкое, несмотря на мелкие трещинки, продолговатое лицо казалось живым и даже нежным, но не было ни живым, ни нежным. Глаза в необычно крупных веках смотрели на него и будто мимо. Взгляд невидящий и спокойный. Нет, скорее бесстрастный и сквозной. Он будто видел его и не замечал. Как легко было думать, что бога нет, и как нелегко оказалось заявить ему об этом с глазу на глаз. А что, если бог все-таки есть? Что тогда?