Речка, озеро и море вспоминались не случайно. Это всегда было место, где мысленно он собирался жить. Таким местом могли оказаться и какое-нибудь взгорье, и опушка леса, и низинка на лугах. Самое главное, однако, было то, чтобы при этом возникало чувство, что все там принадлежало ему, и чтобы физически ощущались границы его владений. Жить можно было и на пароходе, и на паровозе, и на грузовике. Всякий раз получались как бы разные жизни, и отдать предпочтение какой-то одной оказывалось невозможным: в каждой находилось что-то отсутствующее в другой. Разной становилась жизнь и в зависимости от того, выращивал ли он хлопок, строил шоссе и железные дороги, трепал лен.
Так он воображал. Но только ли воображал? Разве не нужны людям реки и моря, шоссе и железные дороги, поезда и пароходы? Разве не должно быть так, чтобы каждый что-то умел и делал это хорошо? Разве каждый не нуждался в каком-то своем месте на земле?
Великолепная жизнь! Он летал на воздушных шарах, ездил на фараоновых колесницах, плавал под парусами. И хотя однажды он понял, что воображал лишь то, что уже давно было испытано людьми, это не останавливало его фантазий. Последнее время он изобретал и совершенствовал паровые двигатели и строил суда. Суда требовались большие и малые, пассажирские и грузовые, для морей и мелководья. Занимаясь этим, он невольно вспоминал уже пережитое им. Помнились непотопляемые деревянные кораблики, которые в детстве он пускал по ручьям и лужам. Помнились рыбачьи катера, по борта загруженные рыбой. Помнился теплоход «Анива», когда-то принадлежавший германскому флоту. По телу теплохода пробегала мелкая дрожь. Из простора моря легким течением тянулся ветер. Волны перекатывались, вспыхивали огнем отраженных солнечных лучей и выдыхали прохладу. Вспышки волн впереди соединялись, и море рябило, слепило глаза. Отчетливо просматривался город в отрогах острова, приближалась незнакомая сахалинская жизнь в знакомом оживлении улиц.
— А вон Японию видно! — сказал кто-то из пассажиров, и все посмотрели туда, где находилась Япония.
«Все Дальше ничего нашего нет», — подумал тогда Дима.
Перед ним открылось странное: совсем рядом, под одним и тем же солнцем, у одного и того же моря, находились другие страны, жили другие люди. Как интересно!
— Что ты все время прячешь? — спросил маленький глазастый Гривнев, и все в классе повернули головы к Диме, задвигавшему тетрадь в стол.
— Это он стихи пишет, — объяснил Высотин.
— Будущий поэт, — сказал Руднев.
— В морской бой играет, — высказал догадку Ястребков.
Ястребкова никто не поддержал. Взглянул и, не желая вмешиваться в дела приятеля, промолчал Хватов. Как обычно, почему-то неудобно посмотрел на него и тоже промолчал Попенченко. Вскинулся было Млотковский, но, увидев, о ком шла речь, ничего сказать не решился.
Нет, стихов Дима не сочинял. То, что ребята могли так подумать о нем, оказалось и для него неожиданным. Да и что он мог сочинить? Нужно было бы к чему-то призывать, клеймить врагов, расхваливать счастливое будущее, которое начиналось как будто только с них, и думать не о чем-то своем, а об общем, потому что чему-то своему, личному, в будущем места не находилось. Нет, стихов он не сочинял.
И все же самым догадливым оказался Ястребков. На мгновение Дима почувствовал себя разоблаченным, и ему показалось, что он покраснел. Разве можно представить более легкомысленное занятие?
Все началось с того, что его суда, перевозившие грузы и пассажиров, потопили. Нападение было столь неожиданным, что сначала Дима сам не понял, что произошло. Он просто ни о каких врагах не думал. Потребовалось иметь собственные военные корабли. Он построил их незамедлительно. Сначала у него появились гребные суда с войсками, вооруженными щитами, мечами и копьями. Затем понадобились парусные корабли с пушками, стрелявшими ядрами. Этого, однако, оказалось недостаточно, потому что у противника появились корабли, защищенные броней, которую ядра не брали. Теперь уже нельзя стало обойтись без современных линкоров и крейсеров, эсминцев и подводных лодок.
Но защищаться на море не с руки. На суше защита надежнее. Там можно уйти в леса и горы, замаскироваться в складках местности. Можно обойти противника с флангов и тыла, заманить в засаду. Можно, наконец, просто зарыться поглубже в землю. Оп искал подходящие укрытия и обнаружил пещеру. Добраться до него можно было только по длинной веревочной лестнице, которую он при малейшей опасности немедленно поднимал, а воды и еды ему хватало на многие недели и даже, если жить экономно, месяцы. Защищался он от врагов и за стенами крепостей. Приходилось и партизанить, ускользая от преследований в непроходимые леса и болота одному ему известными тронами. Он оборонялся от монголов и татар, рыцарей-крестоносцев и шведов, поляков и турок, англичан, французов и японцев. Больше всего досталось ему в последнюю войну.