Ребята наверху кричали, стучали в воде галькой по гальке.
«Я здесь уже давно, — думал Дима. — А дышать совсем не хочется».
Еще на берегу он решил, что будет двигать руками, как ребята, или выйдет на берег по дну. Сейчас он не мог ни выплыть, ни достать дна. Всякий раз, когда он уже касался руками ила, его поднимало.
Никто не видел, как он по трубе выбрался на берег. Он сделал вид, что ничего не случилось, но из горла и носа хлынула вода. Грудь и живот больно выворачивало. Ноги дрожали. Тысячи галек увеличенно всплывали перед глазами, полными слез. Все ребята смотрели на него.
Дома, увидев его, мама как бы сказала: «Я тебя ждала, но не сейчас, а вообще. Если проголодался, можешь пойти на кухню. Ты сам знаешь, что можно делать дома».
«Не заметила, — подумал он. — И пусть. Что она может сделать!»
Если он расскажет, она забеспокоится, будет запоздало предостерегать. А он даже не знал, что по дну выйти на берег нельзя. И он совсем не чувствовал, что наглотался, надышался воды.
«Ничего не видит», — снова подумал он.
А ведь он в самом деле мог утонуть.
— Пойдешь опять гулять? — спросила мама, поднимая на него глаза.
Она по-прежнему ничего не замечала.
Он вдруг понял, что не мог просто так уйти. Теперь он уже хотел, чтобы она заметила.
— Что с тобой? — заметила она.
— Ничего.
— Что-нибудь случилось?
— Дети умнее взрослых, — сказал он.
— Ты где был?
— Гулял.
— Ты почему так думаешь?
— Вы ничего не понимаете. Дети умнее взрослых, — повторил он.
— Мы тебя чем-то обидели? — спросила она.
— Нет, просто дети умнее взрослых, — стоял он на своем.
Мама смотрела на него остановившимися глазами.
В то лето Дима много думал о родителях. Думал, когда понял, что они не знали, как проводил он время вне дома. И, думая об этом, догадывался, что заменить ему сверстников они не могли. Он думал о них, когда понял, что все-таки умрет. И, думая об этом, не соглашался жить без какого-то противовеса смерти, лишавшего ее очевидного смысла. Он думал о них, когда понял, что лишь случай, а не самые близкие люди, помог ему не утонуть.
Скоро, однако, наступил новый учебный год. Дима был занят. Оказалось, что этого он и хотел. Не самих занятий, хотя они тоже были нужны, а того, чтобы снова быть с ребятами. Он обрадовался, когда вдруг понял это.
Глава двенадцатая
Дима открыл глаза, поднялся с постели, в белом сумраке комнаты увидел себя в зеркале на стене: белоног, нескладен, миловиден, странно внимательны глаза. И сразу все вспомнил.
«Десять лет, — отчетливо, как вслух, подумал он. — Почему я должен радоваться? Почему меня должны поздравлять? С чем?»
Хотелось отказаться от подарка, но не хотелось обижать родителей. Они, конечно, решили бы, что он обиделся на них. Вчера мама так и не поверила ему.
— Отец уже приготовил, завтра сам тебе даст, — сказала она.
Лишь мгновение Дима был благодарен. Но не за подарок, а за то, что о нем помнили.
— Не надо, — повторил он, — у тебя же нет денег, я все равно отдам их тебе.
«Десять лет», — снова, как вслух, подумал он.
Мама поцелует его мягкими губами. Отец поцелует тоже и виновато улыбнется. Весело ему будет вечером с гостями. Все было заранее известно.
«Через десять лет я буду взрослым», — подумал он.
Последнее время он ловил себя на том. что со странным вниманием разглядывал своих сверстников, знакомых отца и приятельниц мамы. О чем они думали? Как чувствовали себя, если не знали, куда пойти, чем заняться?
Прежде, когда Диме было хорошо, ему было хорошо как-то только самому. Плохо ему было тоже только самому. Конечно, он догадывался, что другие тоже как-то там про себя жили. В застойно морозные и вьюжные дни холодно было вознице, что возил его на санях в школу. Не лучше было и тем, кто подвозил им воду в обледенелой бочке, дрова и новогоднюю елку из леса. Наверное, не хотелось и ребятам ходить в школу пешком по длинной лесной дороге навстречу колющей поземке. Но они были сами по себе, он тоже сам по себе.
— Ты должен уступать девочкам, — уже в Широкой Балке говорила мама.
С какой стати? Разве девочки не так же, как мальчики, ссорились, всегда чего-нибудь хотели и были неуступчивы? Непонятно было, почему взрослые украшали девочек всевозможными косичками и бантиками, сарафанчиками и платьицами, чулочками и туфельками и выставляли, словно напоказ, почему мама тоже старалась, чтобы его сестры выглядели нарядными?