Ястребков успокоился, ходил и поглядывал на свою правильно заправленную постель.
Атмосферу почтительности и примерности нарушил Млотковский. Он от кого-то убегал. Бежал странно: чем больше наклонялся, выше поднимал коленки и быстрее частил тонкими ногами, тем медленнее бежал. Ничего не видя перед собой, он влетел в дожидавшегося его старшину головой под мышку. Получая звучные щелчки, он, вместо того чтобы вырываться, с закрытыми глазами продолжал лезть прямо в старшину, потом втянул остриженную голову в плечи и затих.
— Будешь выравнивать кровати, — сказал старшина Диме. — Чтобы спинки были в одну линию.
Дима радостно принялся за дело.
— Вы куда заехали? — вдруг подошел и выговорил ему офицер. — Куда вы смотрите?
Это был не тот офицер, что водил их на зарядку. Этот был худой, с острым как нож лицом и пристальным взглядом. Он был так рассержен, будто Дима нарочно сделал что-то нехорошее. Откуда ему было знать, что спинки кроватей его третьего взвода должны составлять одну линию со спинками кроватей первого взвода, которым командовал этот офицер. Равнять же, оказывалось, следовало не только спинки, но и подушки, и сложенные треугольниками полотенца.
Высотин и Хватов оказались правы. Завтракали они в своей столовой. Здесь было светло и солнечно как на улице. Кубики сливочного масла в тарелках с холодной водой и серебристыми как роса пузырьками воздуха радовали глаз. Десятки длинных столов были накрыты синими клеенками. Запах клеенок смешивался с нагревавшимся свежим воздухом.
В классе тоже было светло как на улице.
— Вы теперь воспитанники, — сказал старшина. — Когда будут вызывать, отвечайте: воспитанник Высотин, воспитанник Тихвин…
— Встать! Смирно! Товарищ преподаватель, воспитанники третьего взвода к занятиям готовы!
— Садитесь, — разрешали преподаватели. Они смотрели на воспитанников как на кого-то одного.
После занятий и обеда Дима лежал в постели и чувствовал свое место в казарме. Так же, представлялось ему, чувствовали свои места все ребята. Каждый день теперь им предстояло действовать как одному человеку. Этого он и хотел. Ему нравилось, что его форма на табуретке была сложена хорошо и старшина не заставлял перекладывать ее. Он сейчас не просто лежал, а таким вот приятным образом выполнял обязанности суворовца. Он сейчас не принадлежал себе и был рад, что не принадлежал, что какая-то значительная и необходимая жизнь наступала для него. Подушка и простыни были свежи и будто отдавали озоном. Он задохнулся этой свежестью и озоном. Проснулся он в огне. Щеки и тело пылали. Нужно было бежать в умывальник, заправлять постель…
Свободное время. Зачем оно? Что с ним делать?
Но как вдруг засобирался Хватов! Его озабоченное лицо, ускользающе внимательные глаза, остриженная голова, вертевшаяся прямо на туловище, его будто расшатанные ноги, привыкшие к самой жесткой земле, — все говорило, что он не намеревался задерживаться в казарме.
— Пойдем в бассейн скупнемся! — позвал он.
Мельком глянув на Тихвина, Диму и Ястребкова, он увидел, что Тихвин не решался куда-то сразу бежать, что Дима, хотя и был согласен, но медлил, что Ястребков еще не сообразил, что его тоже звали. Заметив, что кто-то направился к выходу, Хватов не стал ждать и заспешил. Заспешил наконец и сообразивший Ястребков.
Дима не пошел. Не пошел и Тихвин. Ребят в казарме становилось меньше. Мимо прошли Высотин с приятелями, прошли не спеша и переговариваясь, а Высотин, явно довольный тем, что у него была компания, еще и с превосходством поглядывал на тех, кто был один. Только когда все, кого Дима как-то уже знал, покинули казарму, он посмотрел на Тихвина.
— Пойдем?
Тихвин засобирался, но так медленно, что Дима пошел один. На аллее под горячим солнцем ему сразу стало жарко и захотелось в тень. Так будет теперь все время: то жарко, то слишком свежо.
Бассейн за сквером кишел. Вылезая, купающиеся отряхивались и, обдавая брызгами, невольно заставляли отступать тех, кто не купался. Отступил и Дима. Старшие суворовцы, сразу несколько гибких загорелых тел, с разбегу прыгали в бассейн и поднимали волны. За ними прыгали младшие и выбирались по вертикальным металлическим лесенкам. От кого-то отталкиваясь, карабкался по лесенке Хватов. Он вылез, отряхнулся, побежал на другую сторону бассейна и там прыгнул. Выбрался, пропуская энергичных старших, и Ястребков. Лоб его был нахмурен, тонкие губы шевелились, глаза недовольно косили на тех, кто мешал выбираться.
— Чего не купаешься? — спросил Хватов.
Он уже успел снова вылезти и, поджав голову к плечу, заскакал сначала на одной, потом на другой ноге.