— Не туда, — сказал Тихвин. — Мы теперь на третьем этаже.
За дверями казармы Дима увидел рослого и худого Игоря Брежнева. В майке, трусах и ботинках, тот смотрел на заправлявших постели двух ребят своего взвода. Брежнев тоже увидел вошедших, взглянул на вновь прибывшего. Они переглянулись, будто вспомнили все, что знали друг о друге.
— С приездом! — сказал Брежнев и улыбнулся, оставаясь серьезным.
В казарму быстро вошел и протянул Диме руку чернявый Светланов.
— Приходи на баскетбольную площадку, сыграем в футбол. Там уже ждут. Вот мяч достал, — глядя на Диму до черноты синими призывными глазами, тут же предложил он, будто никуда не уезжал и ни с кем не расставался.
— Пойдем, Игорь? — пригласил он и Брежнева.
На Тихвина он не взглянул, знал, что тот не пойдет.
— Кто хочет играть в футбол? — крикнул он, оглядывая казарму.
Светланов ушел. Брежнев же явно не хотел уходить от своих только что приехавших ребят. Он и вообще не любил играть во всякие футболы, больше смотрел, как играли другие, иногда стоял в защите. У него как-то не получалось двигаться быстро и складно.
…— Это наша тумбочка, — сказал Тихвин.
Его кровать была заправлена.
Хотя Тихвин встретил его, как своего и явно необходимого, входя в казарму, Дима невольно взглянул в сторону взвода. Хотелось узнать, кто приехал. Он застал троих. Как и Тихвин, это были не те, кого он ждал. Он мало что знал о них. Об этом длинном и тонком с доверчивыми глазами он помнил только, что тот оказался настырным в футболе и однажды запинал ему ноги до колен. Другой, тоже высокий и худощавый, но крупный, отличался тем, что смотрел на всех вопрошающим взглядом и старался понять, что и почему именно так, а не иначе делал каждый. Третьего, смуглого и узкого, он прежде — едва замечал и теперь видел, что тот не решался подойти к нему.
— Здорово! — приветствовали они друг друга и жали руки.
— А Меншиков приехал? — вдруг спросил Дима.
Так, да еще Алексашкой, да еще Шереметевым называли Сашу Хватова.
— Приехал, — сказал не отходивший от него Тихвин.
Вот, оказывается, кого хотел Дима увидеть прежде всех! Все в нем осветилось, когда он понял это. Какой обыденной была бы жизнь без Саши Хватова!
…Вспомнилась речка Боз-су. В ее долину выехали перед каникулами и сразу принялись разбивать лагерь. Палатки окапывались, прорывались узенькие канавки для стока дождевой воды. На каждого приходилось чуть больше половины матраца, по одеялу и подушке. Когда устроились, первым по-ребячески быстро заспешил купаться на реку Хватов.
— Далеко не расходиться! — объявлял Голубев.
Река у лагеря наполовину заросла камышом и была мелка. Пошли выше. Там река текла мутным, как белый квас, потоком. Течение заносило водоросли. Шли босиком по сухой траве и колючкам. Было еще светло, но воздух тускнел. Теплый ветер приятно обводил грудь и ноги. Хватов и Попенченко полезли в воду и оказались на другом берегу. Сполз в маленькую заводь и по-собачьи поплыл Тихвин. Цепляясь за траву берега, Дима ступил на уходящее слизистое дно.
— Что, не умеешь? — крикнул Хватов.
Дима отчаянно заработал руками и ногами, по телу проползли мерзкие, как пиявки, водоросли, на другом берегу спасительно схватился за траву.
— Бей! — вдруг закричали ребята и побежали берегом.
Змея плыла против течения, ребята стали кидать комками в ее маленькую голову, поднимавшуюся над водой.
— Они в воде не кусаются, — сказал Хватов.
Темнело. Пора было возвращаться в лагерь.
— Успеем, — сказал Хватов.
Но темнеть стало совсем быстро, и ребята повернули назад. Хватов шел последним. Дима оглядывался на него.
Нет, ни с кем не было так интересно. Тогда на реке Дима впервые поплыл. Он переплыл речку туда и назад несколько раз.
Приехал Гривнев. Те же выпуклые глаза, выпуклый лоб, переваливался с ноги на ногу. Он явно был доволен встречей, улыбался, приникал низким телом, долго не выпускал руку из своей цепкой руки. Так, радуясь и чего-то будто дожидаясь от каждого, встречал Гривнев и других ребят.
Наконец появился Саша Хватов, спросил:
— Жрать есть?
Получив свое, он тут же ушел. Равнодушие товарища задело Диму. Все вдруг стало на свои места. Не все ребята, видел он, радовались ему, как не всем радовался и он. Удивило, что ничто не тронулось в нем при виде Уткина.
Но еще не приехали Годовалов и Попенченко. Они были последними, кого он ждал, кто как бы участвовал в его жизни.
Но вот они приехали.
— Хват здесь? — сразу спросил Попенченко.